Спектакль «Доходное место» поднимает вечные вопросы
Волею случая подряд две премьеры Тверского театра драмы вывели на сцену не просто старые русские пьесы, а пьесы-ровесницы, написанные чуть ли не в один год: «Свадьба Кречинского» А.В. Сухово-Кобылина и «Доходное место» А.Н. Островского. Традиция числит оба произведения по комедийному разряду, хотя автор «Кречинского» называл пьесу драмой, а «Доходное место» завершается то ли инфарктом, то ли инсультом одного из ключевых персонажей.
Случайное соседство в афише двух этих названий выявило несходство подходов к постановке давних и почтенных сочинений. Понятно, что при всем уважении к классике выпускать мумии предыдущих постановок, одобренных авторами и прогрессивной критикой еще позапрошлого века, дело перспективное для воцарения в зале скуки – когда вежливой, а когда и не очень. Чтобы этого избежать, постановщик «Свадьбы Кречинского» использовал богатый набор оживления зрительского внимания – тут и фокусы, и цыганская пляска, и эксцентрические мизансцены, и дуэльные пистолеты…
Автор спектакля по комедии Островского Геннадий Шапошников (главный режиссер столичного Театра на Покровке и одновременно Ростовского академического театра) пошел куда более традиционным путем. Костюмы соответствуют эпохе, декорации художника Виктора Герасименко навевают воспоминания о временах сценических павильонов, текст, конечно, сокращен, но не настолько, чтобы уйти подальше от реалий и смыслов, заложенных драматургом.
И при всем этом постановка Г. Шапошникова выглядит, на мой взгляд, современнее соседки по афише. Режиссер продемонстрировал тверскому творческому коллективу, как можно выявить современное звучание классики, ни на йоту не отступая от идей и аллюзий, которыми воодушевляло «Доходное место» зрителей-современников.
Что послужило для достижения столь нелегкой цели? Во-первых, темп. Спектакль играется без многозначительных пауз, не модерато, а престо. Что касается героя-прогрессиста Жадова, пулеметная скороговорка, которую использует актер Сергей Бескакотов, порой опережает способность зрителей улавливать смысл сказанного. И только в финале, когда Жадов, почти готовый отказаться от идеалов и влиться в ряды взяточников и казнокрадов, возвращается к себе настоящему, его монолог звучит сильно, уверенно и разборчиво. Раньше он просто повторял прогрессивные тирады, это были ответы зубрилы-отличника, запомнившего слова, но не понявшего глубоко их сути. Теперь со сцены звучит речь человека, прошедшего испытание благополучной подлостью и отвергнувшего компромисс с совестью и своими, теперь уже настоящими, выстраданными убеждениями.
Во-вторых, актерские «выходы». Задав жесткий и точный психологический и смысловой рисунок каждой роли и спектакля в целом, режиссер доверился профессионализму тверских актеров и дал волю их фантазии. Актерские находки затем фиксировались либо отвергались, если нарушали дорогой для режиссера принцип ансамблевой игры. Слаженность актерского коллектива при остро индивидуализированных рисунках ролей – еще одно условие современного прочтения классики, которое Геннадий Шапошников считает обязательным.
А актерских красок в постановке «Доходного места» использовано достаточно. Неузнаваем Геннадий Бабинов в роли карьериста-чиновника Белогубова. Повышенная при начальстве гибкость стана и восторженное придыхание при ответах на вопросы, хамские интонации в общении с прислугой и невыразимая пошлость супружеского сюсюканья. Куда девались обаяние и шарм предыдущих сценических героев: перед нами воплощение маленького человека еще не совсем большой, но уже повышенной подлости.
Старый чиновник Юсов у Андрея Журавлева – громоздкий, громогласный при подчиненных, учтиво сдерживающий баритон при начальнике, широко «гуляющий» в трактире под плясовую из музыкальной машины (эта сцена стала украшением спектакля) – должен восприниматься персонификацией зла. Но зла почти добродушного, свойского, домашнего. И, увы, привычного.
Как и положено в старых пьесах, миру растленных чинодралов оппонируют светлые женские образы. Но Островский сам понимал, что Анне Павловне Вышневской в пьесе не хватило действенного начала. Он пытался компенсировать этот недостаток, написав несколько громоздких монологов. Современные режиссеры монологов опасаются: они останавливают действие, требуют дополнительных приемов для поддержания зрительского внимания, наконец, просто трудны для современных актеров. Во многих спектаклях роль Анны Павловны поэтому сокращают до минимума. В тверской постановке, к счастью, Виктория Козлова не только не испугалась длиннот, но и вышла победительницей в борьбе с огромными кусками текста. Финальный рассказ-признание мужу в своем увлечении благородным человеком, бросившим вызов окружавшему миру беспредельной коррупции, прозвучал у актрисы с подлинным драматизмом и сумел захватить зал единым переживанием.
Следует отметить актерский дебют Дарьи Осташевской в роли невесты, затем жены Жадова, Полины. Ее умение использовать богатейший голосовой регистр неизменно вызывает смех зала, когда нежная юная барышня, щебетавшая, как птичка, вдруг переходит на басовые ноты, начиная требовать от мужа «быть как все», а не носиться с идеалами.
Наконец, идейным центром спектакля стал протянувшийся через все действие спор между Жадовым и его дядюшкой, весьма значительным лицом в чиновной иерархии. Залим Мирзоев играет Аристарха Вышневского не дряхлым стариком, как значится в ремарке Островского, а человеком вполне деятельным, цепко держащимся за власть и сопутствующие привилегии. Спор законченного циника с молодым прогрессистом достигает кульминации в сцене, когда Вышневский громит племянника за его апелляции к «общественному мнению». Нет общественного мнения, утверждает представитель власти. Нет его в России и не будет, не должно быть.
Позиция, хоть и давно сформулирована, но в архив до сих пор не сдана. Не так прямолинейно, не так грубо, но звучит из телевизора до сих пор.
Пьеса Островского пережила множество трактовок. Марк Захаров в запрещенном спектакле 1960-х годов соединял ее с эстетикой Франца Кафки, заставляя Андрея Миронова блуждать в лабиринте канцелярий. Роман Самгин в недавнем спектакле театра им. Пушкина выдал Жадову рюкзачок современного хипстера. Тверское «Доходное место» обошлось без навязчивых аллюзий, притом что современное звучание вопросов, заданных когда-то Островским, никуда не ушло. И в подарок зрителям достались не только смех и удовольствие от актерских находок, но и поводы задуматься об очень серьезных вопросах, которые в разном виде тревожат россиян вот уже полторы сотни лет.
0
