Тверитянка Галина Русакова вернулась из Германии после лечения рака
За историей 31-летней тверитянки, экс-сотрудницы МЧС Галины Русаковой, газета «Караван» следит уже несколько месяцев. В июле Гале поставили страшный диагноз: рак шейки матки, 3-я стадия. Ситуация осложнялась врачебной ошибкой в частном медцентре – об этом даже вышла передача «Человек и закон». После неудачной операции в тверском онкодиспансере российская медицина почти не давала Гале шансов. Деньги на лечение в Германии собирали всем миром и набрали за месяц с небольшим. Затем было два месяца борьбы и испытаний. А на Рождество Галя вернулась в Россию – результаты лечения дали плоды. Конечно, теперь ей нужно регулярно проверяться, но уже сейчас историю своего исцеления Галя считает чудом
«Я СМОТРЕЛА НА ДОЧКУ И ПЛАКАЛА»
– Говорят, человек со страшным диагнозом переживает пять эмоциональных стадий – от отрицания до смирения. В том случае было по-другому: от полного бессилия до веры в победу. Какие чувства ты пережила за время борьбы с болезнью?
– Конечно, я, как и любой человек, боялась онкологии. Но я верила своему лечащему врачу, которая говорила: «Если мы сделаем так-то, то не допустим рака». И я поступала по инструкциям, принимала дорогие препараты и надеялась на лучшее. А когда после прижигания эрозии пришли результаты гистологии и выявился рак, вот это было страшно. Это был дикий, неописуемый ужас. Первое, что возникло, – это чувство обреченности. Мой муж Дима говорил, что это можно вылечить, как-то утешали знакомые и соседи, но я не слышала их.
Мне казалось: все, это конец, это приговор. Ночами я тряслась от страха, а утром вставала – и хотелось бежать, доказать себе, что я хоть что-то делаю для своего излечения. Хотя, по факту, на тот момент я ничего не делала, просто ждала операции в тверском онкодиспансере. Меня убеждали, что такие случаи успешно оперируются. Но в глубине души я чувствовала, что этим дело не закончится.
– Как изменилось твое состояние после неудачной операции?
– Конечно, состояние безнадежности и обреченности усилилось. В том числе от слов лечащего врача: «Больше никто тебя оперировать не будет!» А на вопрос, поможет ли лучевая, сказала: «Надо надеяться». Мне очень тяжело вспоминать о том периоде. Я смотрела на свою дочку Арину и думала: ей всего 4 годика, она будет расти без матери. И Арина чувствовала это, она стала капризничать, даже в садике жаловались. Все мои мысли были только вокруг одной темы. Мой муж Дима должен был по 1000 раз в день повторять, что все будет хорошо. А я еще была недовольна: «Ты неубедительно говоришь, ты мне докажи» (смеется).
– Когда все-таки случился этот поворот от бессилия к надежде?
– Когда я узнала, что женщину с такой же, даже худшей проблемой, успешно прооперировали в клинике города Карлсруэ, Германия. Я познакомилась с Леной – она живет, работает, занимается спортом. И я задалась целью поехать в эту клинику. Начался сбор денег в интернете. И то, что столько людей откликнулось, что многие помогали большими суммами – все это укрепило мою веру. Раз так все хорошо складывается, значит, это судьба, значит, я переживу это испытание. Тем более выяснилось, что лечение мне могут провести в другом немецком городе – Брауншвейге, недалеко от которого живут мои родственники.
– Во время сбора многие предлагали тебе лечиться в России…
– Да, я знала, что есть люди, которые вылечились в России, но у меня уже не было времени экспериментировать. Да и психологически было сложно перестроиться. Сбор шел больше месяца, и я боялась, что болезнь начнет прогрессировать. И конечно, я очень тряслась перед первой диагностикой в Германии. На счастье, никаких осложнений не выявили, и мой лечащий врач – профессор Хоффманн сказал, что есть шанс вылечиться без операции. И что химио-, лучевая и брахитерапия по эффективности будут аналогичны операции. А мой возраст будет мне в помощь. Всего мне провели 28 лучевых и 6 высокодозных химий.
– Побочные действия были сильными?
– Опять же помогла моя молодость. Да, была слабость, сонливость, тошнота…
К большому счастью, в Германии я жила у родных людей, которые очень за меня переживали. Все это очень меня поддержало. Тетя с дядей беспокоились, что после химии я не смогу подняться к ним на 4-й этаж. Но я справлялась. Старалась больше бывать на свежем воздухе и нагуливать аппетит. Я знаю, что переживания и вера столько людей помогли мне стойко перенести все неприятности во время лечения, мне очень многие писали и поддерживали. Спасибо всем!
– Ты сумела как-то оценить предновогодние красоты в Германии?
– Честно, мне было не до этого. В моей ситуации не любуешься пейзажами и улочками, а просто пытаешься отвлечься от мыслей: будешь жить или нет. Так что рождественская Европа прошла мимо меня.
«ВАС РЕЗАЛИ ИЛИ РВАЛИ?»
– Как ты оцениваешь качество немецкой медицины? Насколько силен контраст по сравнению с Россией?
– Я не проходила такого лечения в России, мне не с чем сравнивать. Однако линейный ускоритель для лучевой терапии в клинике – это самая современная модель в мире. Чуть шевельнешься – бежит доктор: «Мы не хотим задеть что-то, кроме опухоли!» Расхождение больше трех миллиметров недопустимо. И процедуру брахитерапии, которую мне делали, чтобы убить опухоль изнутри, в России мне не предлагали. Кстати, увидев мой шрам после операции, врачи ужаснулись: «Вас резали или рвали?»
Но самый сильный контраст с Россией – в отношении к пациентам. Это безукоризненная вежливость, внимание, предусмотрительность. Я выпытывала у родных, что стимулирует немцев так относиться: деньги или боязнь выговоров от начальства. А потом поняла, что это чистый профессионализм, что они просто не могут относиться иначе. Медсестрам можно по 1000 раз позвонить из палаты – они подбегут, поправят подушку, принесут воды и т.д. Мне сначала было неудобно беспокоить, я же русский человек (улыбается). Капельница для химии стоит на колесах, с ней можно ходить по коридорам. Но только выйдешь – к тебе бегут: «Фрау Русакова! Куда вы! Мы сами все принесем!»
Врачи просят обязательно сообщить, если есть хоть малейшее беспокойство. Моей соседке по палате было рекомендовано бросить курить, и медсестры несколько раз в день клеили ей на руку пластырь, чтобы курить не хотелось.
– Рак называют «болезнью обиженных людей». Ты видишь какие-то психологические корни у своей проблемы? Или это чистая физиология?
– Я копалась в себе – таких сильных обид, которые могли бы довести до онкологии, не нашла. Единственное, перед самой болезнью у меня пропало чувство радости жизни. Помню, едем с мужем в машине и я осознаю: меня вообще ничего не радует. Раньше куплю какую-нибудь женскую безделушку и весь день в ладоши хлопаю. А в тот период все как-то потускнело. А скоро я узнала о диагнозе. Вот что здесь было первично? Болезнь или это состояние? Но сейчас я понимаю, что болезнь мне была дана для того, чтобы я поняла ценность этой жизни и осознала банальные, но самые важные вещи: надо радоваться всему, что дал тебе Бог.
– Какие уроки ты для себя вынесла? Как эта история повлияла на твой характер?
– Конечно, я стала сильнее. Я и до этого была достаточно сильным человеком, но сейчас появилось ощущение, что можно преодолеть любые обстоятельства, что нет ничего невозможного. А еще я на многие вещи стала смотреть иначе. Прежние огорчения по поводу жилья, работы, каких-то семейных споров стали бессмысленными. Все это мелочи, на которые не стоит обращать внимания в нашей прекрасной жизни. Хотя и сейчас боюсь, например, предстоящего через два месяца обследования, но знаю, что смогу справиться со всем.
– Что ты посоветуешь людям, которые столкнулись с подобной проблемой?
– Даже если прогнозы врачей не самые оптимистичные, верить, что все получится! Брать себя в руки и идти вперед.
Любовь КУКУШКИНА