«Мы не жертвы – мы люди-гвозди»

Тверские чернобыльцы вспоминают катастрофу 30-летней давности

27 апреля 1986 года в 1 час 24 минуты на 4-м энергоблоке Чернобыльской атомной станции им. В.И. Ленина взорвался реактор большой мощности. Краевед Борис Ершов рассказывает о недавно вышедшей книге «Не погаснет памяти свеча» (сост. Ю.П. Федоров, Б.М. Грушко), тверские ликвидаторы вспоминают о тех трагических событиях

 

140 ТОНН УРАНА ВЫБРОСИЛО ИЗ РЕАКТОРА

 

«Раздались один за другим два взрыва – над реактором возникло оранжевое свечение… – вспоминает Юрий Федоров, зампредседателя тверской областной организации Союз «Чернобыль». – В 4.50 огонь локализован. В 6.35 пожар ликвидирован полностью. Первые группы пожарных с большими дозами облучения отправлены в больницу. Через несколько часов они были уже в московской больнице №6. Двадцать девять из них умерли в первые дни. Всего работали 69 пожарных и 19 единиц техники».

В чем была причина аварии?

«25 апреля 1986 года 4-й энергоблок выводили на плановый профилактический ремонт… Он должен был проводиться при мощности реактора не ниже 700 киловатт. Однако в ходе снижения мощности она была «провалена» до нуля. Начальник смены Акимов и операторы предложили руководителю эксперимента Дятлову остановить его проведение. Однако тот приказал искусственно поднять мощность реактора, которую и удалось поднять только до 200 киловатт. Несмотря на возражения, он дал команду продолжать эксперимент. В итоге реактор вышел из управления, его мощность стала быстро нарастать. Тогда Дятлов дал команду резко опустить все стержни реактора. Но вместо снижения мощности получился обратный эффект…»

Произошел мощный тепловой взрыв, разрушился реактор, а 80% находящейся в нем активной массы – 140 тонн урана вместе с графитом – было выброшено за пределы реактора. В оставшейся в реакторе активной массе продолжалась цепная реакция деления урана.

Возник смертельно опасный очаг для населения города Припять, а это 40 тысяч человек, для жителей в зоне отчуждения 30 км – 100 тысяч человек. До 7 мая их удалось эвакуировать. 610 человек переселилось в Тверскую область, из них 120 – в Тверь.

 В воздух выброшено 50 млн кюри радионуклидов, загрязненными оказались 16 областей и одна республика СССР: «Траектория загрязненных воздушных масс пересекла территории Латвии, Эстонии, Литвы, Польши и стран Скандинавии, Молдавии, Румынии, Болгарии, Греции, Турции, а также в меньшей мере – страны Западной Европы».

 

«РАССУДОК НЕ БОЯЛСЯ ТОГО, ЧТО НЕЛЬЗЯ УВИДЕТЬ»

 

До 1990 года к работам по ликвидации последствий катастрофы привлекались более 800 тысяч граждан СССР, в том числе около 300 тысяч из России. Из них более 30 тысяч умерли, свыше 90 тысяч стали инвалидами. В ликвидации последствий аварии из Тверской области принимали участие 2752 человека, более 800 из Твери (на момент написания статьи ушли из жизни 516 человек, в том числе 201 из областного центра).

 О восприятии всего происходящего делится впечатлениями кавалер ордена Мужества Сергей Никифоров:

«…рассудок отказывался опасаться того, что невозможно было увидеть, услышать, потрогать, понюхать или полизать… Свист пуль, грохот взрывов, лязг стальных гусениц – понятно. Граната с выпавшей внезапно чекой – чего ж тут не понять?.. А радиация представлялась какой-то газетно-журнальной, научно-статейной и не воспринималась всерьез. Увы, так устроен человек».

 Из этого следует, что ликвидаторов справедливо надо приравнять к нашим дедам и отцам, которые свернули шею фашизму в 1941-1945 годах. Все они шли в атаку на врага – тогда зримого, а в 1986–1990 годах – невидимого.

 

НИ МАСОК, НИ ПРОТИВОГАЗОВ

 

Сильно пострадала экология. На Припять будто сбросили нейтронную бомбу – дома и скарб на месте, а людей нет. Зато в садах и в лесах – яблоки величиной с арбуз; грибы с диаметром шляпки до 40 см; уродливые телята…

В книге описана эвакуация людей из опасной зоны. Ветеран МВД России Юрий Козлов:

«… ни 26-го, ни 27 апреля жителей не предупредили об опасности… Эвакуируют население Припяти. Все происходит без паники. Жителям не дают рекомендаций, как себя вести, запрещают брать с собой личные вещи, животных… Но главное – людям не дают средств индивидуальной защиты – ни масок, ни респираторов, ни противогазов».

В общем, книгу эту надо читать. В ней – правда, рассказанная участниками-ликвидаторами. В том числе правда о неоднозначном отношении начальства. Сергей Гусев из Старицы:

«…были и насмешки окружающих, непонимание чиновников: «Мы вас туда не посылали»… Это уж потом… государство по достоинству оценило участников ликвидации этой страшной аварии, многие были награждены орденами и медалями».

Или было вот так:

А сегодня Родине мы в тягость.

Наши льготы – недобор налогов.

Вот и режут, оставляя малость,

Прикрываясь ложью монологов.

 (А.В. Бурушкин, Удомля)

 

ПАМЯТНИК ЛИКВИДАТОРАМ

 

Отношение к ликвидаторам постепенно меняется. 26 апреля объявлен Днем участников ликвидации последствий радиационных аварий и катастроф и памяти жертв этих аварий и катастроф. С 29 августа 1993 года действует Тверская областная общественная организация инвалидов союз «Чернобыль». По ее данным, на 2015 год в области живет 2198 ликвидаторов, 650 эвакуированных граждан из зон загрязнения радиацией, 150 ветеранов подразделений особого риска и 28 участников ликвидации аварии на предприятии «Маяк». Награждены орденами 263 участника, медалями 580 человек.

В Твери 21 апреля 2006 года в сквере героев Чернобыля открыли памятник «Ликвидаторам Чернобыльской катастрофы» авторов – скульптора Антонова и архитектора Жоголева. Это лучший памятник в России. К нему подходят многие ликвидаторы, кладут цветы, фотографируются на память. Ну а книгу надо распространить по школам, чтобы молодежь узнала: подвиги бывают не только на «горячих» войнах. Настоящие герои незаметно живут среди нас.

 

«ОТ РАДИАЦИИ СГОРАЛИ ДАЖЕ РОБОТЫ»

 

«Караван+Я» публикует воспоминания ликвидаторов Чернобыльской катастрофы.

 

Юрий ФЕДОРОВ, зампредседателя Тверского областного союза «Чернобыль»:

– Первыми из Тверской области 27 и 28 апреля 1986 года вылетел полк торжокских вертолетчиков. Нынешний глава союза чернобыльцев Торжка Борис Глушко принимал участие в тех событиях. Вертолетчики сбрасывали на взорванный реактор песок, смешанный со свинцовой крошкой. Я тогда служил в звании майора в 20-й учебной артиллерийской дивизии московского полигона в Мулино Нижегородской (тогда Горьковской) области. Я был старшим инструктором по организационно-партийной работе, думал, не попаду на ликвидацию, так как с первых дней не взяли. Но в декабре раздался звонок: «Ваш коллега из 26-й бригады химзащиты заболел, его надо срочно заменить».

18 декабря я приехал в свой лагерь в 35 км от ЧАЭС. Каждый день наш батальон ездил на дезактивацию станции в кузовах тентованных УРАЛов, обшитых одеялами. Каждому батальону нарезался свой участок: кто лес валил, кто плотину строил, кто грунт снимал, кто мыл дороги. Начали с очистки 5-го и 6-го энергоблоков, думали, что запустим станцию вновь. На крыше 3-го энергоблока лежал радиоактивный хлам, светивший в 8000–10000 рентген. Его пытались сбрасывать японскими и советскими роботами, но техника выходила из строя – от радиации сгорали микросхемы. Оставался один выход – биоробот, т.е. живой человек. Все знали, какой там уровень радиации, туда шли только на добровольных началах.

Запускали на 10-20 секунд. Доброволец подбегал с совковой лопатой и скидывал вниз мусор. По сирене надо бежать назад – ведь человек, попадавший под такое излучение, немного шалел. За 10 секунд получали облучение в 2 рентгена, а суточная доза составляла 0,4. У меня как у командира была задача не сжечь состав. Добровольцы из моего батальона были на злополучной крыше только один раз. Уже спустя десятилетия я встречался с ребятами, бывавшими на крыше по два, а то и по три раза. Где же были их отцы-командиры, почему допустили такое!

В командировке пробыл 60 суток, из них 56 суток на станции, в общей сложности я получил дозу в 18 рентген. Норма тогда была 25, а в самом начале ликвидации – 50 рентген. Еще при первых испытаниях ядерного оружия говорили, что при 50 рентген солдат сохраняет боеспособность, правда, не поясняли, что потом происходит с организмом, а ведь при 120 рентгенах начинается лучевая болезнь. Но организм человека уникальный. Были люди, хватавшие по 500 рентген. При этом они жили без последствий, и их дети рождались без патологий.

Конечно, несовместимую с жизнью дозу радиации свыше 1000-2000 рентген схватили пожарные на станции и из Припяти, все они ушли в мучениях… В момент катастрофы на станции работали 174 человека: эксплуатационники и строители. Последние достраивали в ночную смену 5-й и 6-й энергоблоки. Я разговаривал с крановщицей, видевшей, как через пять минут после взрыва строители начали падать с крыши: их рвало, но все равно был приказ – продолжать работу…

Попадались и нытики, которые отказывались ехать на станцию. Таких сразу отправляли домой. В целом ликвидаторы переносили свою долю мужественно. Это как у Тихонова в «Балладе о гвоздях»: «Гвозди бы делать из этих людей:/ Крепче бы не было в мире гвоздей!» Через 30 лет после катастрофы нас пытаются выставить жертвами… А мы бьемся за память о подвиге, мы не жертвы – мы люди-гвозди.

Государство перестало поддерживать чернобыльцев: льготы срезаны, денег не выделяется, мы крутимся сами, иногда помогают региональные и муниципальные власти, организовывают концерты. Помогли с выпуском книги «Не погаснет памяти свеча».

 

«СКОРЕЕ ОБЛУЧИТЬСЯ И УЕХАТЬ»

 

Валерий ТОЛМАЧЕВ, водитель:

– Помню, в ноябре вызвали в военкомат с повесткой, я тогда водил скорую. Прошли медкомиссию, сформировали группу и перевезли в Курск, а затем и в лагерь московского военного округа в 30 километрах от Чернобыльской станции. Первое время была неразбериха. Я попал в хозвзвод и просто заменял людей, набравших дозу около 25 рентген. Две недели ездил на дезактивацию реактора, драил помещения, убирал мусор, который вывозился в свинцовые могильники. Разгром такой, будто прошел Мамай. Когда в штабе все утряслось, меня перевели в группу особой зоны. Мы ездили в разведку на БТРах, обшитых свинцом в местах наибольшего выброса вокруг реактора. Радиоактивные грифилевые стержни разлетелись на большие расстояния.

Припять – неприятное место. Это страшное зрелище мертвого города, открытые окна с бельем на балконах. Пока едешь 30 километров от палаточного лагеря до станции, весь лес стоит рыжий, засохший. Сосны и ели приняли на себя самый сильный удар.

 Кроме дезактивации станции, мы занимались охраной города от мародеров. В семье не без урода. Были мародеры и среди ликвидаторов, в самом поселке Чернобыль был штаб Украинского военного округа. Как-то я сам был командирован в поселок и слышал разговоры штабных, что вечером они собираются шарить по домам.

… Ездишь обычно, как на работу. Только мертвый город и лес заставляют насторожиться. Уже через две недели, если ты поймал излучение, то сразу садится голос, болит голова, повышается давление. Для голосовых связок выдавали йодовые таблетки. При мне сразу никто не умирал, ну а по возвращению – кто как… Я получил 23 рентгена за три месяца.

Несправедливо, что на одно отделение выдавался один дозиметр, он был у старшего. Остальные люди работали от него на расстоянии, где больше схватишь, где меньше, а данные показатели дозиметра списывались на всех людей в группе. Был сибирский полк – из него добровольцы работали на крыше, куда выбросило урановое топливо и грифели. За 20-30 секунд подбегали с лопатой, скидывали радиоактивный мусор с крыши и убегали. Их сразу отправляли на дезактивацию и мыли. На выходе из бани стоял стол с наградами и документами, добровольцев сразу же отправляли домой. Некоторые рвались в добровольцы, чтобы скорее набрать дозу и уехать.

 

«ЧЕРЕЗ ГОД БЛИЗ ПРИПЯТИ УЖЕ ПОСЕЛЯЛИСЬ АИСТЫ»

 

Виктор УРБАНОВИЧ, потомственный атомщик на Калининской АЭС:

– После чернобыльской аварии на атомных станциях были резко усилены меры безопасности. Я попал туда ровно через год после катастрофы – станцию нужно было восстанавливать. Общался с теми, кто был и до «войны». Некоторые, отлежав год в больнице, вернулись на станцию. Через год в 10-километровой зоне уже поселялись аисты.

Конечно, опыта ликвидации подобных катастроф не было не только в СССР, но и во всем мире. Тем не менее советские ученые разрабатывали эффективные системы дезактивации и способы захоронения. Ничто не прошло бесследно: Хиросима, Нагасаки, Чернобыль и Фукусима…

Но от ядерной энергетики не откажутся, она бурно развивается: некоторым странам просто негде брать электричество, кроме как от атомных станций. Разрабатываются новые технологии: сегодня из ядерной реакции можно фактически сделать вечный двигатель, бесконечно обогащая уран.

Борис ЕРШОВ. С ликвидаторами беседовал Павел КИРИЛОВ