Главный режиссер Вышневолоцкого драмтеатра Владимир Коломак – о сказках и триллерах, о зрителях и киллерах
Вышневолоцкий драматический театр, которому в 2016 году исполнилось 120 лет, – это культурный бренд Тверской области. С ним связано множество звездных имен – здесь работали народный артист СССР Иван Дмитриев, лауреат Госпремии СССР Василий Лещев; в театре, можно сказать, прошло детство певца Муслима Магомаева, сына актрисы Айшет Магомаевой. Ближе к нашему времени – на сцене Вышневолоцкого театра играл народный артист СССР Олег Лелянов, отец Ларисы Леляновой, режиссера и затем художественного руководителя Тверского ТЮЗа (1992–2005 годы), заслуженного деятеля искусств РФ. Все имена и достижения не перечислить. Если Вышний Волочек до сих пор не превратился в перевалочный пункт на пути из Москвы в Питер и умудрился сохранить свою изюминку, то во многом благодаря драматическому театру. О том, как живет театр, «Караван» поговорил с главным режиссером Владимиром Коломаком.
«ДЬЯВОЛ», ЗАШИТЫЙ В КРЕСЛО
В кабинете Владимира Яковлевича монитор отображает все, что творится в зрительном зале и на сцене: во время нашей встречи идут последние репетиции сказки «Федор да Федора». А на столе лежит стопка листов под заглавием «Дьявол».
– Это инсценировка повести Льва Толстого, которую он написал в 1889 году, а публикация состоялась только после смерти. В то время было немыслимо на такие темы даже разговаривать! Лев Николаевич писал эту вещь и зашивал в кресло, пряча от жены Софьи Андреевны, – Владимир Коломак, сидящий на диване, наклоняется и показывает, в какое место кресла Лев Толстой мог бы прятать эту инсценировку. – Тема «Дьявола» находится в одном ряду таких произведений, как «Отец Сергий» (где герой, чтобы не поддаться женскому соблазну, отрубает себе палец), «Крейцерова соната» (там муж, помните, убивает жену). В этих текстах Лев Толстой поднимает сложную проблему сосуществования полов, мужского и женского начал. К женскому полу Лев Николаевич относился… как бы сказать… не очень.
– Ставилась ли эта повесть на сцене раньше?
– Мы, наверное, будем вторыми, кто взялся за эту вещь. Впервые на русской сцене реализован проект по этой повести в 2015-м в «Табакерке» – театре-студии имени Олега Табакова. Молодой режиссер осмелился поставить «Дьявола». Больше мне примеров неизвестно. «Дьявол» – это сложная вещь, прозу вообще нелегко переводить на язык театра. Сейчас у нас только начинаются репетиции, а 7 апреля зрители смогут оценить спектакль по этому любопытнейшему материалу.
– В чем отличие инсценировки от пьесы?
– Театр – дело живое, и язык театра меняется так же, как и любое другое понятие. То, что, скажем, 30 лет назад считалось сексуальным, жестоким, нескромным, сейчас выглядит детской забавой. Во времена отсутствия телевидения зрителя умиляло уже то, что актеры ведут себя, как в жизни! Во времена Пушкина говорили: пойдем полсушаем Мочалова в «Гамлете». А у Островского все действия герой обязательно должен проговорить: «А не пойти ли мне к Фелициате Антоновне, не занять ли мне у нее денег, она ко мне благоволит, и жених я видный, чем я парень не хорош? Глядишь, и даст мне деньжонок, а я уж знаю, как мне ими распорядиться!» Важно было, что герои говорят.
В инсценировке же, наоборот, более важен визуальный ряд, и необязательно это проговаривать. Например, в моей постановке «Леди Макбет Мценского уезда» 12 минут шла сцена, в которой герои не произносили ни слова! 12 минут сценического времени – это целая бездна! Вот давайте засечем и посидим 12 минут ничего не делая, вы почувствуете, что это – бесконечность. А во время спектакля зрители между тем находятся в сильнейшем напряжении!
Муж, подозревающий жену в измене, возвращается домой. Погода – как в триллере: дождь, гроза, молнии. Муж перепрыгивает через лужи, подходит к дому, прислоняется к двери, подслушивает. Жена, спрыгнув с постели, прячет любовника. Подходит к двери с другой стороны, слушает, кто пришел. Открывает – там муж. Они встречаются глазами с женой, смотрят друг на друга. Жена принимает скинутый с плеч дождевик мужа. Потом следит, пытается угадать, насколько он догадывается, что здесь происходит. Муж поднимает руку для молитвы и вдруг останавливается. В чем дело?! Молча проходит к иконе и протирает образ от пыли. Укоризненно-подозрительно смотрит на жену – Бога забыла. Жена уходит от его немого вопроса и подает ему таз мыть руки, а пока он их моет, она подает полотенце. Рывком он берет, вытирает и бросает на пол. Она безропотно подбирает. Он садится за стол. «Ну!» – это первое слово, которое он наконец произносит. И жена понимает, что нужно нести горячий чай.
Не произносится ни одного слова, но сколько действия?! Все это смотрится на одном дыхании. Это сегодняшний театр.
ОТ «АЛЕНЬКОГО ЦВЕТОЧКА» ДО «УБИЙЦЫ»
– Режиссер, по сути, соавтор классика?
– А как же. В прозаическом тексте сказано: «Она просилась-просилась, и он ее отпустил», но мне-то нужно написать, как именно она просилась, с какими словами он ее отпустил и т.д. Приходится дописывать за автора, находить драматургический эквивалент его прозе.
К Новому году мы поставили большую двухактовую сказку «Аленький цветочек». Попробовали возможности нового свето-оборудования, которое нам поставила питерская фирма. По-своему осмыслили классический аксаковский сюжет. У нас в поисках Аленького цветочка Купец попадает и к японскому императору, и к дикарям Полинезии, и в страшную бурю в океане-море. Ломается мачта, тонет судно, а еле живой Купец со своим работником попадает в сказочный лес с Лешими да Кикиморами, в котором правит Баба-Яга. Никакой оперной прилизанности в костюмах, в конфликтах, в повествовании! После «Властелина колец» и «Гарри Поттера» нельзя уже, сладенько сюсюкая, рассказывать сказочные сюжеты.
Во время детских каникул спектакль прошел не один десяток раз, и его посмотрели все школы, учителя, бабушки, дедушки, мамы и папы Вышнего Волочка, приводившие своих детей. И от всех поколений слышали только восторженные отклики.
– Какова стратегия развития театра? Как делать так, чтобы зрители ломились на спектакли?
– Рецепт простой – делать интересные спектакли. Причем для зрителей разных возрастов. Но растить своего зрителя нужно с горшка: только начал понимать мир вокруг себя – приходи в театр, для тебя и «Теремок», и «Колобок», и «Курочка Ряба».
Наши спектакли для детей неоднократно забирали высшие призы на фестивалях для детей и молодежи. Например, постановка для юношества с длинным названием «Папа, папа, бедный папа, ты не вылезешь из шкапа, ты повешен нашей мамой между платьем и пижамой» отмечен дипломом и памятным призом на международном фестивале «Театр детям и юношам 21 век» в Воронеже.
А в Рязани спектакль «Тринадцатая звезда» оценивало профессиональное жюри из… детей – настоящих театралов. И мы получили их специальный диплом, считающийся высшей наградой фестиваля. Спектакль по произведениям Даниила Хармса «Все бегут, летят и скачут» получил Гран-при на международном фестивале в г. Котлас.
А в мае мы повезем свой «Аленький цветочек» в Нижегородский областной драматический театр на фестиваль «Что за чудо эти сказки». После некоторых спектаклей мы организуем зрительские конференции, когда ребята могут задать вопросы актерам. Я провоцирую обсуждение острых тем, и дети порой открывают для меня какие-то новые ракурсы моей же постановки.
Очень много уделяем место в работе над русской классикой. Из последних работ это «Поздняя любовь», Бесприданница» Островского, «Старший сын» Вампилова. А впереди опять Островский – «Не все коту Масленица», Евгений Шварц – «Дракон». Замеченный вами «Дьявол» Льва Толстого.
Очень интересная аудитория – это тинейджеры. Для них в этом возрасте все происходит впервые: первое предательство, первая любовь – у них обострены чувства, и нет опыта, чтобы сообразить и выработать обезболивающее от порезов жизни. Это люди без кожи. Такой аудитории нравится наш спектакль «Леха».
– Ставите ли спектакли по современным произведениям?
– Конечно. Ловлю себя на «страшных» названиях, собравшихся в нашем репертуаре: «Дьявол», «Дракон» и «Убийца». «Убийца» – спектакль, идущий на малой сцене – зрители сидят близко. Пьеса написана так, что между героями мало прямых диалогов. Но зато озвучиваются мысли, которые возникают у них по ходу той или иной драматической ситуации.
По сюжету, молодой человек, никогда не любивший, проигрывает в карты. Ему нечем оплатить его. Тогда один блатарь приказывает ему выбить деньги из другого своего должника, а в случае отказа – убить. Весь спектакль – это дорога, которую он преодолевает вместе с девушкой блатаря, посланной приглядывать за ним. Они обоюдно ненавидят друг друга. Заезжают к его матери, стоят на бездорожье, ждут машину, встречают разных людей, попадают в истории. Трудно в двух словах передать всю гамму чувствований, которые проходят герои от полного неприятия друг друга, даже ненависти к ощущению невозможности существовать друг без друга. К любви…
– Я видел также афишу спектакля «Морфий».
– Да, трагическая история о наркозависимости, пожалуй, даже более современна, чем во времена Михаила Булгакова. (20 февраля этот спектакль показали в Твери на сцене СТД. – Прим. авт.)
ГАСТРОЛИ, ДРУЖБА С ДРУГИМИ ТЕАТРАМИ
– Мы заметили, что в Вышнем Волочке цена за билет чуть ниже, чем в Твери. От 200 до 300 рублей.
– Да, этому удивляются столичные гости нашего города. Многие говорят комплиментарные вещи, что не ожидали столкнуться в Вышнем Волочке с таким крепким театром. Однако в самом городе стоит сыграть 5-6 спектаклей – и местный театральный зритель «исчерпывается». Поэтому мы много гастролируем по Тверской области: Ржев, Пено, Осташков, Фирово… Открываем новые престижные площадки, участвуем в фестивалях, стараемся держать планку. Конкурировать с ведущими российскими театрами не просто, но нам удается, в том числе и побеждать их иногда.
– Сколько у вас человек в труппе и это местные актеры или приезжие?
– Сейчас 25 человек в труппе – есть как из Вышнего Волочка, так и из других городов России, но они укореняются здесь. Некоторые актеры вынуждены были в последнее время покинуть нас, но это не было связано с творчеством, скорее с проблемами семейного и материального характера. В плане кадров мы активно сотрудничаем с училищем имени Львова в Твери.
Я сам познакомился с театром из Вышнего Волочка, когда был главрежем Рыбинского и Елецкого театра и приезжал сюда для участия в Фестивале театров малых городов России. В 2006 году меня пригласили на должность главного режиссера, и я осел здесь.
– Насколько у вас крепкие связи с режиссерами других тверских театров?
– О, я знаю почти всех руководителей театров Тверской области. Знаю многих актеров. Мы частенько встречаемся в нашем едином доме Тверском отделении Союза театральных деятелей. У меня крепкая дружба с новым главным режиссером Кимрского театра драмы и комедии Евгением Викторовичем Секачевым. Перезваниваемся, встречаемся, готовимся к сотрудничеству.
– Судя по вашему разговору, мимике и жестикуляции, вы сами играете…
– С удовольствием сыграл бы в спектакле, но чтоб только режиссером был кто-то другой, не я, иначе я все время буду думать о мизансценах и прочих режиссерских вещах. У меня был опыт, когда я заменил в своем спектакле запившего актера. И вот я репетирую, потом говорю: «Ребята, замрите, сейчас я в зал сбегаю, посмотрю со стороны», – Владимир Яковлевич смешно изображает эту сценку. – Актеры возмущаются: «Мы не можем с вами играть – у вас в глазах режиссер сидит, а не персонаж!» У Олега Ефремова была такая методика: он брал дублера на свою роль и ставил спектакль с ним, сидя в зале. Потом за неделю до премьеры говорил: «А теперь, Федя, отдохни. Поднимался на сцену и входил в рисунок роли, найденный с другим актером. Но я так не могу и не хочу поступать.
Дмитрий КОЧЕТКОВ
0
