Известный политолог приняла приглашение «Каравана» и посетила Тверь
Политолог Екатерина Шульман – человек, чьи точные оценки происходящим событиям подтверждает время. 1 марта она приняла участие в «Интеллектуальных вечеринках «Караван+Я», прочитала лекцию об устойчивости политических режимов (материал о лекции – в следующем номере нашей газеты). А перед этим мы поговорили о специфике нынешнего этапа в региональной политике вообще – и в Тверской области в частности. С региональной политикой преподаватель РАНХиГС Екатерина Шульман знакома не только теоретически. Она успела поработать в городской власти родной Тулы. И, кстати, чуть было не стала как-то советником губернатора Тверской области.
ЗАМЕНА КАДРОВ – ЕЩЕ НЕ ПОЛИТИКА
– Екатерина Михайловна, сейчас регионы выключены из медиаповестки, по центральному телевидению о том, что в России есть какие-то территории, кроме Москвы, говорится крайне редко. Сирия, Украина, Трамп и Путин формируют информационную картину российского обывателя. Как вы расцениваете – региональная политика все же начнет проявляться? Что значит серия отставок и назначений губернаторов в ряде регионов?
– Отставки и назначения – это не региональная, а кадровая политика. Она никуда не исчезала. Сейчас происходит какой-то ее новый поворот, связанный с двумя моментами. Во-первых, в условиях сужения ресурсной базы, продолжающегося экономического кризиса, политическая система ищет неких новых управленцев, которые будут делать свою работу чуть более эффективно и обходиться системе чуть менее дорого. Это такое рациональное целеполагание.
Мотив номер два – то, что можно назвать модернизацией, проводимой в ручном режиме. Попытка создать некоторую систему отбора кадров. Ведь нам говорят, что эти губернаторы не просто так появились, вылупились из яйца, а прошли отбор. Там были тесты, экзамены, якобы участвовало несколько кандидатур, проходивших отборочные туры. Потом все эти отобранные кандидаты представляются одному избирателю, который должен делать выбор.
Это некоторая деперсонификация, замена губернаторов-тяжеловесов со своим собственным политическим лицом на этих людей, прошедших конкурс. Получается такая пародия на меритократию. Почему пародия? Меритократия – в буквальном переводе «власть достойных». Отбор чиновников по достоинствам возможен либо в виде китайских многоступенчатых экзаменов, которые укоренены в национальной традиции, либо через систему выборов. У нас нет ни того ни другого.
Региональная политика заключается не в смене и назначениях губернаторов. Это прежде всего политика бюджетирования – распределении налогов, доходов, бюджетных отношениях между центром и регионами.
В богатые нефтяные годы сложилась практика, когда центр забирает доходы регионов и потом распределяет их, уравнивая тот диспаритет, который неизбежно между регионами возникает, поскольку они у нас очень разные. Эта схема работала хорошо, пока доходы бюджета были велики. Как только они перестали быть велики, проступает то, что мы видим начиная с 2014 года. Конкуренция за федеральные деньги, которая происходит довольно специфическими методами. Главный метод борьбы региона за федеральные деньги – «торговля угрозами».
Он имеется у национальных республик: «У нас такая сложная обстановка в республике, активизируется террористическое подполье, поэтому необходимо сохранение, а то и увеличение существующего уровня бюджетного финансирования, чтобы не пришел страшный запрещенный в России ИГИЛ (войска НАТО, народный бунт и так далее)».
– Получается, что у Тверской или Тульской области нет рычагов на бюджетную политику. Сюда сложно прийти и исламским экстремистам, и войскам НАТО. Поэтому на нас можно не обращать внимания до последнего?
– Как вы верно заметили, национальные республики имеют здесь большое преимущество. Они могут угрожать как воображаемым ИГИЛом (запрещена в России. – Прим. ред.), так и совершенно реальными сепаратистскими настроениями, которые подогреваются руководством республик в этих самых целях – чтобы в случае чего иметь в кармане козырь, либо как угрозу, которую ты победил, либо как угрозу, которая не сегодня-завтра наступит.
Поэтому тот диспаритет, который выравнивал наш федеральный центр на протяжении тучных нефтяных лет, проступает все более выразительно. Эта ситуация не будет никуда деваться, она сможет только нарастать.
Как будет выглядеть региональное разнообразие в таких условиях, показали в достаточной степени ярко парламентские выборы 2016 года. Как мы помним, они проходили под лозунгами «давайте проведем их честными и конкурентными», что следовало понимать как призыв не допускать таких демонстративных фальсификаций, как в 2011 году. Призыв был даже подкреплен некоторыми действиями: смена руководства ЦИКа, наказание наиболее скандалезных руководителей региональных избирательных комиссий. Но часть субъектов Федерации послушалась этих разговоров, а часть, деликатно выражаясь, наплевала на них.
ЖИТЕЛИ РУССКИХ ГОРОДОВ ОТЛУЧЕНЫ ОТ ПОЛИТИКИ
– Диспаритет проявился во всей красе: выборы прошли с низкой и сверхнизкой явкой в русских регионах и городах, с результатом, сделанным в национальных республиках. Причем хочу пояснить: этот результат не означает, что выбранные кандидаты опираются на поддержку национальных республик, он означает, что в этих регионах для достижения результата никакие избиратели не нужны. Это не миллионы жителей Северного Кавказа и Поволжья. Руководство республик рисует тебе результат, и оно знает, что ты об этом знаешь. Так прошла у нас парламентская кампания. В результате состав Думы несколько перекосило в пользу тех групп, которые обеспечили более высокий результат за партию-победительницу. И теперь наш политический менеджмент стоит перед проблемой президентских выборов.
Провести их таким же образом можно, но страшновато. Поскольку это поставит федеральный центр в зависимость от этих самых национальных республик.
– То есть жители крупных русских городов не голосуют?
– Нереперезентация, непредставленность городского населения – одна из ключевых и неназываемых проблем нашей политической системы. Репрессии против городов – в общем, основа электоральной политики. Законодательство написано таким образом, выборы проводятся таким образом, партийная система выстроена таким образом, чтобы жители городов не участвовали в политическом процессе. При этом Россия сверхурбанизированная страна, и этот процесс урбанизации продолжается.
– Да, ведь продолжает идти речь о том, что от страны в ближайшем будущем останется 20 мегаполисов и их агломерации.
– Даже 15 мегаполисов с агломерациями.
– По сути дела, Тверь уже вошла в Московскую агломерацию, вы, приехав сюда на «Сапсане», убедились в этом.
– Да, совершенно верно. Даже в окно толком посмотреть не успела, как очутилась в Твери. А каждый город за Уралом – сам себе Москва. Россия так устроена – это города среди пустых пространств, соединенные не очень хорошими дорогами. Концентрация ресурсов продолжается. Это наследие ХХ века, советской власти. Общемировая тенденция у нас наиболее ярко выражена, поскольку и урбанизация, и индустриализация проводились насильственными методами, через обезлюживание всего промежуточного пространства.
– В каких-нибудь городах России остались выборы мэра?
– По-моему, девять городов – региональных столиц выбирают мэров. Все остальные центры субъектов Федерации не имеют прямых выборов мэра.
– Следовательно, 90% горожан остались с муниципальной властью, которая неизвестно откуда берется, депутатами, которых выбирает пять процентов населения. Вот у нас в Твери в этом году пройдут выборы в городскую думу. Жителям непонятно, кого и зачем выбирать. Реально на обстоятельства их жизни влияет сити-менеджер, их у нас за последние пять лет сменилось четыре штуки. Фамилии народ не запоминает. Но уже прослеживается закономерность: как только человек понял, как убирать снег зимой, мусор – весной и ремонтировать дороги – жди, снимут.
– Само разделение на сити-менеджера и мэра – это одна из мер по ограничению избирательных прав жителей городов. На самом деле возвращение некоторой самостоятельности муниципальным органам власти могло придать устойчивость нашей политической системе. С одной стороны, это дало бы выход энергиям людей, которые не находят себя в нашем политическом устройстве, с другой стороны, уравновесило бы региональный уровень, который при всей его видимой лояльности и подотчетности федеральному центру, на самом деле потенциально опасен для него.
– Да, основной конфликт предыдущей политической эпохи – противостояние губернаторов и глав областных центров – обоих нейтрализовывал, это была система сдержек и противовесов, управляемый конфликт.
– Безусловно. И, возможно, к этому инструменту еще придется прибегнуть.
– Почему же не допускается даже более или менее свободных выборов муниципальных депутатов? В этом году на выборах в Тверскую думу существенно снижен процент подписей, которые должны подать в горизбирком самовыдвиженцы – в среднем 123 подписи. Но мы беседовали с потенциальными кандидатами – они не верят, что их не «зарежут» при подаче документов. На прошлогодних выборах в Законодательное собрание все самовыдвиженцы были сняты на этапе регистрации. Сейчас по спискам «Единой России», например, есть указание пускать на выборы преимущественно учителей и врачей…
– Не новая идея, мягко говоря. Образование и здравоохранение становятся все более актуальными вопросами. Другое дело, что эти учителя и врачи, скажем так, не бенефициары происходящих перемен в социальной политике государства, поэтому считать, что это сверхлояльный контингент, на который можно рассчитывать, – несколько наивно. Сверхлояльный контингент – это директора школ и больниц, это чиновники и хозяйствующие субъекты, они да, выгодоприобретатели, пока прокуратура за ними не придет.
– У нас в Твери в начале 2000-х была гордума, преимущественно состоявшая из врачей, тогда, может быть, вы слышали, у нас в полном составе села за решетку городская фракция «Единой России» – за продажу налево городского водопровода. Причем взятки были копеечные.
– Немудрено. Фракция «Единой России» самая многочисленная, а учителя и врачи, как представители самых массовых профессий, бывают очень разными.
ПИРАМИДА, ПОСТАВЛЕННАЯ НА МАКУШКУ
– И все же почему чиновники и депутаты всех уровней так категорически против выборов мэров? Где набрать столько адекватных назначенцев?
– Освобождение городов, включение этого уровня было бы на благо устойчивости нашей политической системы и спасло бы ее от многих турбулентностей, которые ей предстоят. Пирамида, стоящая на вершине, гораздо менее устойчива, чем та, что стоит на широком основании. Распределение власти и распределение ответственности – секрет стабильности, именно в этом она и заключается, а не в концентрации власти и ответственности в максимально узком кругу. Но вы знаете, параноидальное стремление все контролировать свойственно нашей системе ценностей в целом и системе ценностей того специфического социального круга, который у нас находится на высших административных постах. Поэтому сложно принять идею, что достигаешь большей безопасности, отпуская некоторые процессы на свободу, нежели чем удерживая их в руках.
– Продолжим тему «задавливания жизни» в городах. В те же 90-е годы Тверь и Тверская область в целом выжили благодаря тому, что здесь было много местных центров активности. Были местные предприниматели, предприятия, которые, несмотря на тяжелое положение, были заинтересованы в социальной стабильности, в социальной сфере, спонсировали выставки и т.д. Сейчас основные предприятия вошли в крупные корпорации, на местах находятся менеджеры, не уполномоченные принимать решения по, так сказать, контактам с обществом региона.
– Вас, конечно, отчасти губит близость к Москве. Я как человек из Тулы могу сказать, что все дальше трехсот километров от Москвы – само себе Москва. А то, что ближе – Москва поглощает.
– У нас-то вообще «транзитная труба»: сначала «выдувает» от нас лучших выпускников школ, потом – выпускников вузов, затем всех остальных. И периодически «надувает» к нам заезжие управленческие команды непонятно откуда, и ненадолго.
– Поэтому к вам приходится присылать губернатора из Москвы, страшно ведь жителям дать возможность выбрать самим себе начальника из местного состава.
– Откуда такой страх довериться местным? Возможно, на территории есть человек, который всю жизнь готовит себя к должности губернатора или хотя бы мэра областного центра, занимается самообразованием, читает книжки, устанавливает связи с бизнесом и элитами, всех знает, и все знают его. Но на такого человека никогда не будет сделана ставка в нынешней ситуации. Почему?
– Я вам расскажу, как это устроено в политической системе здорового человека и в политической системе курильщика. Как на плакате в поликлинике – легкие здорового человека и легкие курильщика. Так вот, в системе здорового человека муниципальная власть является основным и наиболее массовым социальным карьерным лифтом. Люди, имеющие политические амбиции, избираются депутатами, баллотируются в мэры, затем – в губернаторы, и так поднимаются снизу доверху. Так делаются кандидаты в президенты, руководители парламентских партий. Это и есть пул людей, претендующих впоследствии на федеральные посты.
Неестественная система устроена иначе. При Людовике XIV двор определял все должности: военные, церковные, губернаторство. Когда королю предлагали ту или иную кандидатуру, самое страшное, что можно было услышать: «Я его не знаю». Это значило, что человек не появлялся в Версале, не присутствовал на утренних выходах короля, на охоте, на балетных представлениях. Человек, который где-то там сидит у себя на территории, подозрителен, вдруг он фрондер какой-то? Подходящая кандидатура – тот, кто примелькался.
ЧЕМОДАН – ВЕРСАЛЬ – ВОКЗАЛ
– А где сейчас «Версаль»? Где можно примелькаться? Охранником Путина служить в ФСО?
– Нет. Сейчас все новые губернаторы, последняя «великолепная пятерка», проходят по следующей схеме. Карьера в бизнесе в 90-х, карьера в федеральных органах власти в 2000-х, какое-то смутное (но не прямое) отношение к спецслужбам. Ваш губернатор Игорь Руденя идеально попадает в эту схему. Так себе представляют хорошего регионального чиновника.
В этой схеме есть много плюсов. Это не «в 90-е сидел в тюрьме, а в 2000-е был в розыске Интерпола». Другое дело, что эти люди не факт, что подходят именно на губернаторские должности. Потому что губернаторская должность политическая. Его задача – не транслировать указания сверху и передавать их вниз, а представлять свою территорию. Представлять ее интересы, те разнонаправленные и разрозненные группы, которые на территории существуют. Он должен общаться с избирателями, и хорошо бы ему самому быть избранным в ходе выборов – повторю, именно такой механизм обеспечивает системе устойчивость.
А эти люди, новые губернаторы, имеют если не прямое обещание (прямых обещаний и указаний у нас система давно уже не дает), то некоторое ощущение, что их нынешний пост – это этап. Причем не этап на пути к федеральной карьере, как это происходит в странах электоральной демократии, не то, что «я вот тут сейчас посижу-поруковожу, меня все полюбят, а потом пойду в президенты баллотироваться». А «я тут пересижу, ничем себя не запятнаю, не допущу никаких скандалов, а потом меня будут рассматривать на должность федерального министра». То есть как на вокзале: пересидеть необходимое время, не впутаться в драку, не упасть со стула, не намусорить… Не надо проявлять особую активность. У новых губернаторов нет стимула, чтобы как-то улучшать жизнь на своих территориях. Это плохо.
– Так-то должность губернатора у нас была карьерным тупиком. Дмитрий Зеленин сейчас стал фермером, картошку выращивает. Андрей Шевелев вообще, как рассказывают, уже год дома сидит.
– Карьерный тупик – это не дома сидеть, а в СИЗО. Я из Тулы, у нас сидели почти все губернаторы. В том числе президентский назначенец, позиционировавшийся как кандидат от Ростеха – сел на 9,5 лет.
ВЛАСТЬ И ОБЩЕСТВО – В РАЗНЫХ ДУХОВНЫХ РЕАЛИЯХ
– Недавно прочитала ваш очень интересный комментарий, связанный с ситуацией вокруг Иса-акиевского собора. Вы говорили о бюрократическом православии, свойственном нашей административной верхушке. Наш губернатор Игорь Руденя – человек верующий, православный, главным событием 2017 года в Тверской области должен стать визит патриарха Кирилла.
– Сейчас есть некоторое противоречие между тем влиянием, которое церковь имеет в элитах, в правящей бюрократии, и ее реальным влиянием в обществе. Факт состоит в том, что общество у нас секулярное, светское. И РПЦ, как политический актор, гораздо влиятельнее внутри власти, чем в обществе. Ее влияние ровно в этом и заключается – в ее связях во властвующей бюрократии, а не в том, что она владеет сердцами и душами паствы. Обычно бывает, собственно говоря, наоборот: церковь влияет именно постольку, поскольку у нее много верующих. У нас дело обстоит несколько не так. Церковь – это активный политический деятель, она, деликатно выражаясь, везде лезет: она в школе хочет участвовать, она очень такой энергичный лоббист своих интересов на законодательном уровне, она жадный собственник, ей нужно много недвижимости и земли.
При этом ведет она себя так, как будто за ней стоят миллионы, а эти миллионы за ней не стоят, за ней стоят чиновники: активно православных среди чиновничества, особенно высшего, его больше, чем в целом по популяции. Этот разрыв на самом деле изнутри власти не очень сильно осознается. Тем более что их бюрократическое православие, оно носит специфический характер, в общем, принимает форму бытового шаманизма.
Само православие, как любая большая религия, слишком велико, чтобы о нем можно было сказать что-то одно. В нем действительно очень много всего: разного рода священники, разного рода подсообщества, субгруппы и так далее. Но есть ее политическая административная верхушка, та часть церкви, которая, собственно говоря, с властью наиболее близка.
Из-за отсутствия работающих каналов связи власть меряет общество по себе и искренне удивляется, узнав, что люди не хотят, скажем, передачи Исаакиевского собора РПЦ.
– Спасибо за интересный разговор. Ждем ваших новых выступлений.
– Вам спасибо за приглашение. Рада была побывать в Твери. Мне очень понравился город. Большая река все же очень украшает.
Беседовала Мария ОРЛОВА
0
