Николай Рязанцев, будучи профессором Грозненского нефтяного института, был вынужден покинуть Чечню в начале 2000-х, и переехал в Тверь. Сейчас он является главным научным сотрудником компании «Герс Технолоджи», которая разрабатывает и производит оборудование для испытания нефтяных и газовых скважин. «Караван» побеседовал с Николаем Федоровичем о жизни и о судьбе, а также о том, каких инноваций требует сейчас добыча черного золота.
– Я родился в Грозном, окончил школу с золотой медалью и поступил в Грозненский нефтяной институт. Моя кандидатская диссертация была связана с испытаниями скважин непосредственно в процессе бурения. Тогда, в 1960-х годах, это направление в СССР только начало развиваться. Первыми еще в 1920-х были американцы, метод был признан прогрессивным. Он позволяет сразу оценивать энергетические возможности скважины.
В СССР нефтяная наука бурно развивалась, у нас были хорошие контакты с американскими коллегами, практиковались взаимообмены. Я посещал США дважды – в 1973-м и в 1976-м, знакомился с оборудованием, два образца были даже приобретены через Внешторг. Этот опыт широко применялся на практике, я участвовал в разработке оборудования для испытания скважин по всему СССР. Так, я даже побывал на самой глубокой скважине на Кольском полуострове – 12 262 метра.
– Как вы оказались в Твери?
– Как вы знаете, была Первая чеченская война и Вторая чеченская война. Руководители находящегося в Твери НПО «Союзпромгеофизика» предлагали мне уехать, обещали обеспечить работой и жильем, но я не мог покинуть Грозный. К тому же я занимал руководящую должность в Грозненском нефтяном институте: был проректором по научной работе, председателем совета по присуждению ученых степеней и заведующим кафедрой бурения.
Была слабая надежда, что война все-таки не разразится. Но эта надежда не оправдалась.
В 1999 году бомбежкой был полностью разрушен наш жилой дом. Уцелевшие жильцы прятались в подвале – нас было 27 женщин и трое мужчин: я, армянин и чеченец. Обломками мебели мы разводили костры, воду из луж и талый снег пропускали через одеяла и пили. Когда установилась власть, отряды стали добивать террористов. Одна такая группа заявилась к нам и решила расстрелять меня и еще двух мужчин. За меня заступились женщины: «Он же русский профессор!» «Ладно, отойди, сам сдохнешь», – сказал мне командир. А тех двух вывели за дом и расстреляли, до сих пор не могут их найти.
Я никогда не лез в политику, в Грозном были хорошие условия для занятия наукой, и я был увлечен вопросами нефтедобычи. Хотя и в этой войне черное золото играло не последнюю роль – чеченская нефть по качеству занимает второе место в мире после Саудовской Аравии.
Мне и моей семье геофизики-нефтяники помогли выехать из Грозного в Тверь, где мы были обеспечены работой и скромными жилищными условиями. Я завершал свою работу в ОАО «ГЕРС» в должности заместителя генерального директора по испытанию скважин. В настоящее время являюсь научным сотрудником ООО «Герс Технолоджи»
– Вы упоминали, что были на самой глубокой скважине – более 12 тысяч метров. Как возможно бурение на такой глубине?
– Трубы навинчивают одну на другую, образуется колонна, в конце которой долото, на которую давит утяжеленная труба. Ротор вращает инструмент, в скважину подаются промывочные растворы, измельченная порода поднимается на поверхность по трубам. Долото приходится менять довольно часто в зависимости от породы, но больше 12 часов оно не работает. В среднем инструмента хватает на три–шесть часов. Колонну вынимают, меняют долото, и снова за работу.
– Больше времени, наверное, уходит на эту процедуру, чем на бурение?
– Точно. Если скважина показывает хорошие результаты, то в нее вставляют уже другие, насосные трубы. Колонну перфорируют, чтобы в нее могла поступать жидкость. А далее, в зависимости от давления, начинают добывать нефть либо фонтанным способом, либо с использованием насосов или компрессоров. Наверху располагаются сепараторы, жидкость проходит несколько ступеней, после чего может закачиваться в подземные хранилища, транспортироваться нефтепроводами или цистернами.
– Какие результаты должна давать скважина, чтобы ее продолжали эксплуатировать?
– Скважина считается заманчивой, если она дает нефти 3,5–4 тысячи тонн в сутки, а газа – 0,8–1,5 миллиона кубометров.
– Как долго может работать скважина?
– О, это может быть и 20 лет. Согласно исследованиям транснациональной нефтегазовой компании British Petroleum, за 100 лет во всем мире освоено только 20% запасов нефти. То есть 80% еще осталось в земле. Выкачана только легкая нефть, сняты сливки, и сейчас нужны теория, новые разработки для оживления скважин. У меня больше 50 патентов на изобретения. В частности, один из методов подразумевает использование пульверизатора, который пускает струи, как иглы, со скоростью 500 метров в секунду, разрезает металл и породу. С помощью колебаний можно поднять температуру, разбить непроницаемые оболочки и тем самым оживить скважину. Весь мир ищет новые способы нефтедобычи. В частности, ко мне обратилась государственная национальная компания Кувейта, и мы подготовили им техническое предложение.
– Вы один из немногих, кто продолжает работу в преклонном возрасте. Как вам это удается?
– Я счастлив, что могу заниматься любимым делом. Я сейчас пишу новое пособие, у меня много научных наработок, и будет жаль, если они пропадут.
Беседовал Дмитрий Кочетков
0
