На портале Ahilla.ru было опубликовано обращение отца Вячеслава Баскакова из Твери, в котором он просит прощения за то, что через него поносилась святая Церковь, и объясняет свою любовь к антикварным и брендовым вещам. Напомним, фотографии дорогих ботинок в его «Инстаграме» стали всероссийской сенсацией. Так устроено современное информационное общество, священника подвергли настоящей травле. Отец Вячеслав просит прощения у всех людей, однако для него, пожалуй, это меньший урок, чем для всех нас. Благодаря его обращению для многих, надеемся, откроются новые смыслы, многие, наконец, увидят в священнике человека. Спасибо вам, отец Вячеслав, за ваш откровенный текст. Наверное, вся эта история должна была произойти, чтобы вы сказали эти слова. Текст публикуется с небольшими сокращениями.
«Я историк по образованию – окончил бакалавриат, магистратуру, аспирантуру, специализировался всегда по церковной истории. И вот вся история человечества – это некое бегство от свободы. А Бог – это тот, кто его, человека, дергает и говорит: что ты, ведь свобода – это то, чем ты отличаешься от всех остальных творений. Потеряв свободу, ты можешь приобрести весь мир, спокойствие, но ты перестанешь быть человеком.
[…] В моем поведении в последние несколько лет было обострено чувство отсутствия свободы. Это было и до этого, но это чувство стало обостряться тогда, когда я увидел по-настоящему свободных христиан, людей свободного духа. Где и дух, и смысл идут рядом.
Во-первых, это Преображенское братство. В Твери их очень не любили. Они стали ходить ко мне в храм, и мы стали совершать свободные службы на церковнорусском языке. Невозможно стало читать Писание на церковнославянском, оно стало непонятным – даже если человек очень хорошо знает язык (даже священники), но не передается та жизнь, которая заключена в этих словах. В течение шести лет мы совершали такие открытые служения с тверскими братьями и сестрами содружества.
Я, как историк, видел рабство дореволюционного духовенства – и тверского, и вообще российского. Это было страшно. Недаром тверской священник (из Калязина) Иоанн Белюстин в «Церковно-общественном вестнике», всероссийском издании, кажется, в 1879 году сказал, что то христианство, которое у нас сейчас в империи, не имеет никакого отношения к христианству, где во главе стоит Христос. Его запретили в служении, начались гонения.
Мой друг, журналист, часто бывая у меня дома, видя, как я фотографирую какие-то вещи, которые я, как историк, приобрел (например, французские антикварные ложки) и выставлял в инстаграме, мне говорил: зачем ты это делаешь? Ты этим будешь раздражать людей. Кто-то скажет, что ты миллиардер, и тебя убьют, или скажут, что ты хвастун.
Но я ему говорил, что я не хвастаюсь – я делюсь радостью. Радостью хочется делиться. Здесь что-то красивое, необычное. Смотря на эти ложки, хочется мечтать. Я с ним боролся, он мне пишет сейчас: вот ты сейчас в гонениях из-за того, что ты меня не слушал. А если бы я его слушал, то этих гонений не было бы? А что было бы у меня в сердце? Сейчас гонения внешние, а страшны гонения внутренние…
Многие вещи совсем не дорогие – не заставляйте меня, пожалуйста, оправдываться за каждую фотографию, которую я сделал в магазине. Конечно, когда я фотографировался с чемоданом Lui Vuitton, я хотел его приобрести – я не приобрел, не мог, но хотелось, я раскаиваюсь в этом. Это не чемодан – это как бы окно в Париж, глоток свежего воздуха… Я никогда не был за границей за всю жизнь… Только книги, передачи. Даже тот же шарф, который я недавно купил и за который мне еще долго выплачивать кредит, – это тоже окно в Париж.
[…] Так же эти пряжки… Года полтора-два назад на блошином рынке в Тушине, в Москве, предлагали к продаже большие статуэтки, почти метровые, а там два священника такие, улыбающиеся, в подрясниках, и у них на ногах были ботинки с пряжками, которые были популярны вплоть до середины XIX века. Я пришил такие пряжки – и стало весело. Смотря на них, хотелось мечтать.
Поэтому я сфотографировал эту обувь – мне хотелось поделиться с другими этой мелочью, может, и глупостью… Я в фейсбуке даже писал, что хотелось бы, чтобы все священники носили такую красивую обувь. Чтобы все носили подрясники, не прятались за светским платьем – 95% священников не носят облачений, мы их не видим. Снимают, потому что быть в духовном платье тяжело – люди не привыкли. Мне повезло: я пришел в храм, и меня всегда окружали люди, которые всегда ходили в духовной одежде, я привык к этому.
Вспомним дореволюционные времена: как красиво одевалось духовенство, например, тверское (белое духовенство, о монашествующих я не говорю). Всегда светлое, черное не носили – это принципиально было для женатого духовенства, даже скуфьи не носили, а носили шляпы. Рясы всегда были цветные, праздничные. Сейчас вся эта праздничная культура сосредоточена только в храме, в богослужебном облачении – там даже слишком большой перегруз.
В ХХ веке духовное сословие было вытеснено из общественной жизни, примером стали монашествующие, поэтому сейчас повседневное платье – черное, скуфью носят. Если сейчас надеть цветную рясу, то священник не прошел бы двух шагов – ему бы сказали: ты что, скоморох?.. Сейчас это уже не воспринимается нормально. Тридцать лет как нет советской власти, а мы свою свободу куда-то заколачиваем…
[…] Я понимаю, что фотографии, которые я порой необдуманно выставлял в инстаграме, особенно из дорогих магазинов (пусть я и не покупал эти вещи), очень раздражают людей. Сейчас я понимаю и сожалею об этом. Больше этого не будет. Люди раздражены постоянными кризисами, и они хотят видеть в священнике… Вообще, они редко видят священника, он вечно занят, служит – так, что ничего не понятно, говорит только возгласами, фразами. Живого-то человека, живого священника не встретить нигде. Конечно, люди хотели бы видеть подвижников, которые живут в пустыне, едят мох, как мне одна женщина как-то сказала: «Зачем вы кушаете в кафе, вы должны есть мох». Я говорю: «Ну, я же не монах». Она говорит: «Ну, все равно. Вы живете за счет нас». Я говорю: «А вы разве в храм ходите?» – «Не хожу. Но вы все равно тунеядцы».
Я еще раз прошу прощения за то, что через меня появился еще один повод, чтобы оскорбить церковь, духовенство, наше руководство, священноначалие. Это грех для меня. Прошу также понять меня и простить…
Хотелось бы быть всем другом. Очень печально, что приходится закрывать социальные сети, особенно фейсбук, где у меня тысячи друзей появились в первые же недели. Я благодарю людей, которые меня поддержали в эти минуты, несмотря на то, что у них самих очень тяжелое состояние – как прекрасный тверской журналист Мария Орлова, человек большого сердца, большого жизненного пути, глубоко верующий человек. Благодарю братьев и сестер большого Преображенского братства, тверских братств, которые меня поддержали в молитве».
0
