Поэтический сборник Федора Иванова «Жизнь улыбается» появился на свет в конце декабря, прямо перед Новым годом. «Его беды знакомы каждому: расставание с любимой, рутинная работа, безденежье, хандра, абсурд общественной жизни – но стихи скорее самоироничны, чем жалобны, это лукавый перечень невзгод, сквозь который прорывается умная улыбка», – пишет об авторе в послесловии поэт Роман Гурский. К своему удивлению, мы не нашли ни одного интервью с Федором Ивановым и решили исправить эту ошибку тверских журналистов.
От мата до Шекспира, от самиздата до альманаха
– Помнишь, когда начал писать первые стихи?
– Первое стихотворение я написал где-то лет в девять. Это была такая эпиграмма на мою сестру, с которой мы в тот день поссорились. Процентов на 90 она состояла из известной мне на тот момент нецензурной лексики, из приличных слов было, пожалуй, только имя. И ведь умудрился зарифмовать. (Улыбается.) Сестра это стихотворение увидела только на свой 35-й день рождения, была несколько удивлена… Потом поэтические потуги меня оставили до седьмого класса. И когда мы проходили Шекспира, учительница предложила и нам написать сонет. Я решил попробовать, естественно, один такой смелый, начитался английского друга, напитался его мрачными мотивами, и… учительница в итоге оценила. До сих пор помню, как он начинался:
Я умер, я пропал и я убит,
В гроб загнала меня
неведомая сила.
Из каменных, тяжелых плит
Составлена моя могила…
– А когда впервые стихи были опубликованы?
– Я поступил на отделение журналистики ТвГУ, у нас там выходила своя газета, в ней меня впервые и напечатали. Конечно, те стихи были очень ранние, неумелые, неуклюжие. В это время я даже сам себе сделал пару книжечек: распечатал у мамы на работе листочки со стихами, сшил их белыми нитками. (Смеется.) А ко второму курсу сделал более или менее приличную внешне, решился и подошел с ней к преподавателю Александру Михайловичу Бойникову. Я знал, что он занимается литературной критикой, читал его статьи в газетах, нравился его ироничный стиль разбора. Попросил Александра Михайловича почитать и дать какую-то оценку моему скромному творчеству. Через пару недель оказалось, что он отнес их в «Тверскую газету», и там опубликовали два или три стихотворения с небольшой справкой обо мне. Безусловно, в тот момент это было для меня очень важно, подняло мою самооценку, придало сил. И за это я своему бывшему преподавателю благодарен до сих пор.
А потом уже было участие в открытом первенстве ТвГУ по стихосложению, где я впервые ока-зался на сцене, и тоже с какими-то мрачными опусами. Куда же в молодости без тем любви и смерти?! (Улыбается.)
– Ты верный участник поэтической студии «Иволга». Как началась эта история?
– На четвертом курсе меня в коридоре филфака как-то поймал руководитель студии Виктор Николаевич Бабковский, позвал в «Иволгу». Первый раз я пришел, подержался за ручку двери и ушел от греха подальше. Но в следующий раз зашел и остался надолго… До сих пор стараюсь появляться на наших заседаниях, публикую стихи в альманахе «Иволга». Четырнадцатый год я там уже, получается.
Много писать не дает внутренний критик
– Сейчас как часто пишешь?
– В последнее время реже, чем хотелось бы. Иногда возникает ощущение, что ты уже все свое написал. Раньше было проще, можно было строчить километрами. А теперь внутри сидит строгий критик. Ты уже не можешь позволить себе опуститься ниже какой-то планки. Напишешь три-четыре строчки и чувствуешь, что это слабо, выбрасываешь. Могу одно стихотворение писать целый месяц, отработаешь 12-часовую смену, напишешь одну строчку – уже хорошо.
– Где работаешь?
– Сейчас в полиграфии, я – крошечный винтик в огромном производстве книг. Работа не сильно творческая, поэтому писание стихов, можно сказать, восстанавливает гармонию внутри. И где-то даже оправдывает мое существование, учитывая некоторые пробелы личной жизни.
– Почему не пошел по профессии? Ты же журналистику окончил?
– Журналистику выбрал случайно, тогда мне нравилось читать спортивные газеты, я знал, что умею писать, хотел стать спорткором. Да и не знал еще в школе, куда пойти. Когда начал учиться, прошел первую практику, понял, что это не мое. Но зато попал в хорошую творческую среду.
Книгу вынашивал семь лет
– Ты все написанное выкладываешь в социальные сети?
– Нет, конечно. Есть что-то слишком личное, что может пойти только в книгу или вообще никуда. Интернет – великая вещь, но я до сих пор к нему настороженно отношусь. Хотя иногда приятно, когда кто-то ставит лайк твоим стихам. Ужас, до чего мы дошли! (Смеется.) Но все это не сравнится с живым выступлением. Хотя в последнее время редко получается выступать, но, возможно, в ближайшее время у меня пройдет творческий вечер с презентацией новой книги. Раньше частенько ездили с Владимиром Ильичом Львовым и Иваном Владимировичем Демидовым выступать в районы. Много где были: Андреаполь, Пено, Нелидово, Торопец, Осташков, Западная Двина, Зубцов, Торжок и т.д. Всегда собирали полные залы в библиотеках, хотя в основном, конечно, приходят пенсионеры и люди предпенсионного возраста. Но в районах интересно, там жизнь как будто замерла, настолько все древнее, советское. Иногда чувствуешь там себя глотком свежего воздуха для кого-то.
– Сколько у тебя уже вышло книг?
– Это четвертая. Она называется «Жизнь улыбается». Вынашивал ее семь лет. И под Новый год сделал себе подарок. В книгу вошли 80 стихотворений, в принципе, не так много для такого срока. Она разделена на четыре небольшие части по отрезкам жизни, в каждой есть своя история. Чувствовал, что уже пора ее выпустить. А то уже больше пяти лет в писательском союзе, а ни одной книги не написал, почти неприлично. (Улыбается.)
Рисунок для обложки сделала девушка-художник Ксения, нашел ее в интернете, описал идею, а она воплотила. А тираж издания – 200 экземпляров, пока достаточно для тех, кто меня знает.
Жизнь улыбнется, –
а затем готовь платок.
Особо впечатлительные – тазик.
Под листопадом в парке одинок
любой, кто опоздал
на вечный праздник.
500 рублей до будущей среды…
Да я и те спущу почти без толку,
куплю вина бутылку
и цветы,
которые ты выбросишь в помойку.
Шагать легко. Теплеет в животе.
Возможно, и в душе теплеет
тоже.
С твоей любви, как с ветки,
облетел,
вот потому я так неосторожен,
вот потому так голову кружит,
и я предчувствую, держа дорогу
к дому,
что жизнь моя, улыбчивая
жизнь,
еще подложит и свинью мне,
и солому…
– Насколько я знаю, ты пишешь еще и романы?
– Да, было дело, написал два маленьких романа, по сути, о себе самом. Их и читали только самые близкие знакомые. Писать романы – это совсем другое. За роман нужно садиться, продумывать линии, характеры. Нужно много времени наедине с собой, это занятие для одинокого человека. Писал, кстати, еще от руки, в студенческие годы и чуть после.
– А что любишь читать?
– Я – абсолютный западник. Русскую литературу практически не читаю, возможно, в школе и университете «переел». В свое время перечитал всего Франца Кафку, до последней запятой в последнем письме. Он мне был близок по духу на тот момент. Еще люблю Пера Лагерквиста, Джозефа Хеллера, Ирвина Уэлша, Ремарка, Стейнбека, газеты не хватит перечислять. Сейчас на столе «Пойди поставь сторожа» Харпер Ли.
– Наткнулась у тебя на странице на перевод китайского стихотворения. Часто этим занимаешься?
– Нет, это был единичный случай, знакомая попросила. Но переводил не с китайского, конечно, иероглифами не владею. Соединил несколько английских вариантов в один русский. Опыт интересный, у них совсем другая культура, другие образы. Знакомая сказала, что получилось гениально. Но думаю, если бы автор увидел, что получилось, он бы оторвал мне голову…
Того, кто бежит впереди паровоза,
пусть небо хранит от симптомов
артроза,
от скользких ботинок,
неровностей дерна,
от стрелок, неправильно
переведенных,
от пьяных водителей на переездах,
бракованных шпал,
понатыканных вместо
стандартных,под шаг беглеца
подходящих;
и пусть семафор своих
глаз не таращит,
бежать впереди паровоза –
задача,
к решенью которой я был
предназначен,
я даже родился немного заранее,
чтобы подстроиться под расписание,
чтобы с последним гудком
паровозным
рвануть через жизнь
к остывающим звездам…
Слишком добрый, чтобы писать на злобу дня
– Из тверских поэтов кто тебе нравится?
– Во-первых, мой очень хороший знакомый по «Иволге» – Рома Гурский. Я ценю его удиви-тельную способность к точности описания. Так, как он, никто в Твери, наверное, не способен видеть мельчайшие детали. У него стихи стилистически очень сильно отличаются от моих, но он – мастер. Близко мне творчество также Василия Рысенкова из Торжка и Тани Винокуровой. Тем более знаю, как она росла, сам чуть-чуть способствовал ее росту. Когда-то учил ее, как не надо писать стихи. Теперь самому пора у нее учиться. (Смеется.)
– Она же сочиняла песни на твои стихи?
– Да, начиналось и с этого. У нас даже была рок-группа «Индира Ганди», я писал для нее тексты, про политику в том числе. Правда, группа довольно быстро развалилась, ибо самым большим рокером оказался не владеющий гитарой автор стихов. (Улыбается.) Не все мечты сбываются.
– Вообще, из поэтов кто тебе ближе?
– Сложно сказать. Есть отдельные стихотворения разных авторов, которые нравятся. А Пушкина, например, вообще не люблю. Не трогает он меня почему-то совсем. Есенин немного ближе. Иногда я даже боюсь читать классическую поэзию, после этого возникает ощущение, что все уже написано. Трудно после этого творить самому на вечные темы. А чтобы писать на злобу дня, я слишком добрый, наверное. Шучу.
P.S. 5 февраля состоится творческий вечер Федора Иванова – презентация сборника «Жизнь улыбается». Все желающие приглашаются к 19:00 в букинист «Что делать?» по адресу: ул. Советская, 18, 4-й подъезд, 2-й этаж; код домофона 24в (вход со стороны Свободного переулка).
Екатерина Смирнова
0
