Новый спектакль Тверского академического театра драмы режиссер Александр Сафронов начинает ссылкой на цитату, приписываемую Салтыкову-Щедрину. Великий сатирик много горьких слов бросил в лицо государству, которому, кстати, сам служил в немалых чинах. Однако фразы о том, что и через сто лет в России будут только пить да воровать, в его сочинениях нет.
Нет этих слов и в «повести для театра» «Энергичные люди», впервые представленной публике на сцене ленинградского Большого драматического театра почти 45 лет назад. Через три месяца после премьеры от сердечного приступа умер автор – писатель, актер, кинорежиссер Василий Шукшин. В этом году исполнится девяносто лет со дня его рождения.
К юбилейной дате выйдет дополнительный тираж практически полного собрания сочинений. На Алтае, родине писателя, летом пройдет всероссийский фестиваль спектаклей по текстам из этого девятитомника. Всплеск интереса театров к прозе и драматургии Василия Макаровича очевиден.
Вспоминая дефицит
«Энергичные люди» из его сатирического произведения, действительно, заняты тем, что воруют и пьют. Но, вопреки фразе, до которой не додумался Салтыков-Щедрин, особо острой актуальности пьесе это не прибавляет. Пора согласиться с режиссером ее первой постановки, которая продержалась в репертуаре прославленного БДТ полтора десятка лет. Георгий Товстоногов, дав спектаклю жизнь, позже назвал его всего лишь сценическим фельетоном. И сожалел, что Шукшину не удалось достичь в нем глубины собственной прозы.
Фельетон – жанр преходящий, сиюминутный, газетный. Возня мелких жуликов вокруг пяти покрышек для «Волги» принималась зрителями семидесятых годов как обличение нравов торговой среды, которую все тогда дружно презирали. Но от милости которой в той или иной мере зависели. Современному зрителю объяснить на словах тотальность советского дефицита, конечно, можно. Но вспомнить и заново почувствовать его унизительность могут только те, кто его пережил. Да и то не все: сегодня многие странным образом тоскуют по тем временам, фантазируя на темы всеобщей душевности и духовности советского общества, представляемого неким вариантом золотого века. К тому же и «Волги» в Нижнем Новгороде больше не производят.
Для своего времени предложенный Шукшиным сюжет с антигероями был даже дерзким. А некоторые реплики (например, о пятнадцати процентах бюджета, которые всевластное государство специально планирует для разворовывания) грозили препятствиями по дороге на сцену. Чтобы их преодолеть, автор ввел водевильное разрешение конфликта и оснастил комедию малоправдоподобным, но идеологически правильным финалом. Зрители видели, что концовка притянута за уши, но понимали сатирическую ярость автора. Сегодня, когда на высоком государственном уровне всерьез обсуждается проблема «вынужденной», то есть ненаказуемой коррупции, уведенный в подтекст сарказм Шукшина над финальным торжеством справедливости можно было сделать явным. Но этого не случилось.
А что случилось?
Случилось весьма важное: органичное существование актеров в ролях. Компания гостей четы Кузькиных – комическая галерея разнохарактерных жуликов. Степенный Брюхатый, обогащенный тюремным опытом (Константин Юченков), опасный хитрец Лысый, маскирующийся под простака (Владимир Чернышов), суетливый проныра-комбинатор Чернявый (Никита Березкин), гротесково нелепый Курносый (Андрей Журавлев), случайно затесавшийся в эту компанию Простой, променявший деревенскую идиллию на галерею коньячных бутылок (Геннадий Бабинов).
Ирина Погодина, которая много раз восхищала тверских зрителей талантом острокомедийного решения ролей, на этот раз по воле режиссера умерила для своей Веры Кузькиной яркость красок. Это заметно во второй половине спектакля, после знаменитого объяснения с супругом по поводу любовной записки, обнаруженной в кармане его пиджака. Явно недостает сатирического начала Аристарху Кузькину, роль которого исполнил постановщик спектакля Александр Сафронов. Конечно, соревноваться с памятной всем гениальной эксцентриадой великого Евгения Лебедева из товстоноговского спектакля практически невозможно. Но вопрос еще и в том, что Сафронов в роли пьяницы и хама выглядит неисправимо интеллигентно, выпадая из контекста компании сослуживцев-подельников.
Понятно желание режиссера продолжить работу над замечательными текстами Василия Шукшина, ярко сыгранными актерами в его предыдущей работе по рассказам писателя. Но неумолимое время часто стирает смеховой заряд текста, понятный и близкий современникам автора. Восстановить его, сделать понятным зрителям спустя десятилетия и даже столетия – архисложная задача. Но решать ее все равно требуется. Тщательно выбирая при этом средства из огромного арсенала сценического искусства.
Валерий Смирнов
0
