Сегодня, после Дня Победы, просто необходимо поговорить о том, какой ущерб нанесла та страшная война нашему народу и каким образом это аукается нам теперь.
День поминовения
Раньше мы с Геннадием Климовым 9 мая всегда ходили к Обелиску Победы. Начали эту традицию в те времена, когда был жив мой дедушка Георгий Петрович Орлов. Вернувшись, мы садились с дедом за праздничный стол. Деда не стало в 2000-м.
А в 2014-м мы перестали ходить встречать День Победы у обелиска. В тот год, когда большинство ветеранов ушли, что-то пошло не так. На могилах ветеранов стала рождаться какая-то гражданская квазирелигия, странный культ деда с Победой. Все это очень угнетало. В прошлом году, однако, мы все же пошли посмотреть, что изменилось в массовом сознании за те годы, что нас не было у обелиска. Помню, шли пешком, рассуждали на всякие исторические, философские и психологические темы… Я шутила: «Вот стукнет тебе 80, изобретут звание «Ветеран перестройки, ударник капиталистического труда» и дадут тебе прибавку к пенсии. Наши же деды – ветераны войны только перед смертью стали пенсию достойную получать». Увы, Геннадий Андреевич так и остался нестарым, ушел в расцвете сил и творческих планов.
После войны тоже массово умирали нестарые мужчины, прошедшие этот ад. То есть вместе с военными потерями это был жуткий удар по народу. И сегодня для меня 9 Мая – это прежде всего установленный Церковью день поминовения.
Минус полмиллиона населения
Тверская область в Великую Отечественную войну потеряла полмиллиона населения. Эти потери так и не восстановились. Население всех среднерусских областей было прорежено примерно на треть, и все послевоенные годы не смогли восстановить эти потери.
Военное поколение, призывники 1941 года, рождались еще в тех крестьянских многодетных семьях. Но уже появилась какая-никакая медицина, и младенческая смертность снизилась, что позволило этим ребятам выжить и выучиться – это было очень большое поколение и первое поколение поголовно грамотных. Они выжили для того, чтобы потом погибнуть подо Ржевом, в битве за Москву и в других страшных битвах той нечеловеческой войны.
То, что эти люди – отцы, деды и прадеды – не вернулись с войны, стало причиной травматизации последующих поколений. Каждый из нас несет в себе мину замедленного действия. У каждого на подкорке головного мозга и в сердце записаны те нереализованные мечты и планы, и мы вынуждены жить за себя и за того парня.
Те, кто изменил пространство
На следующем большом поколении советских российских мужчин эта травма отразилась непредсказуемым образом.
На прошлой неделе похоронили руководителя холдинга «Комсомольская правда – Тверь» Владимира Орехова. И когда мы с писателем Евгением Новиковым ехали с кладбища, у нас появилась формулировка того, что происходит. Это великий поколенческий отлив.
Мы вспоминали, как в 1990-е годы происходил поколенческий прилив в нашей медиасреде. Как молодые и энергичные ребята вдруг приходили в отрасль и создавали что-то принципиально новое. Владимир Исаков, Марина Знамеровская, Владимир Орехов, Александр Лежнев, Геннадий Климов – все они создавали новые явления в СМИ, о которых невозможно было подумать еще несколькими годами раньше, воспитывали новую школу журналистики, совершали технологические прорывы. И им тогда было по нынешним временам чудовищно мало лет. Сейчас 30-летние считаются еще настолько юными, что мамы сомневаются, можно ли им одним на улицу выходить. А эти ребята ничего не боялись, брали на себя ответственность, порой блефовали – и выигрывали.
Доренко: казаковать на острие
Один из ярчайших представителей этого поколения журналистики Сергей Доренко был магом и кудесником балансирования на острие интересов толпы. Он сам называл то, чем занимался, емким словом «показаковать».
Друг нашей редакции, а также личный друг мой и Геннадия Климова журналист Андрей Лошак вместе с Петром Авеном брал интервью у Доренко для книги «Время Березовского». Он вспомнил в день смерти Доренко такой фрагмент того разговора:
«Борис (Березовский. – Прим. ред.) считал, что он делает историю. Я никогда себя таковым не считал, делателем истории, и его не считал, пытался его все время осудить. Он считал, что он творит историю, а я ему говорил, что толпе, во-первых, можно только нашептать, а во-вторых, мы можем, знаешь, за толпу произнести ее желание. Ты не можешь руководить, не командуя людям то, что они без тебя хотят делать».
К сожалению, именно Сергей Доренко первый начал на нашем телевидении тот политический пиар под видом журналистики, который процветает на центральных каналах сегодня, первый начал подмену настоящей повестки дня выдуманной, когда незначительное заболевание Евгения Примакова становится темой целой программы «Время». Однако он был талантище и делал то, что делал, талантливо, в отличие от его нынешних эпигонов. Доренко убрали с телевидения после репортажа о гибели подводной лодки «Курск», где он позволил себе быть просто честным журналистом. Но язвительный баритон продолжал звучать из радиоприемников, заряжая полстраны на труд и на разного рода подвиги. И вот теперь его больше нет.
На прошлой неделе Доренко умер как жил – от разрыва аорты на мчащемся по Москве мотоцикле. Его кончина очень похожа на кончину Геннадия Климова, тоже молниеносную, на взлете и вдохновении. Владимиру Орехову пришлось недолго поболеть, но и его остановили на бегу, который не прекращался с начала 1990-х.
Почему же они уходят?
Это поколение в мировой классификации называется «поколение беби-бума». Народ в разных странах стал отходить от ужасов ВОВ. Подросли дети, пережившие войну, начали перебираться из деревень в города, где шло массовое восстановление разрушенных предприятий и строительство новых. И у этих детей войны начали рождаться свои дети, первое поколение, которому суждено будет жить в относительном мире и благополучии всю жизнь.
Поколение Геннадия Климова, Владимира Орехова и Сергея Доренко первым выскочило из-за широких спин уходящих на пенсию фронтовиков. У уже упомянутых детей войны на это не было сил, им самим в конце 1980-х уже светила пенсия.
Несмотря на то что Великая Отечественная война нанесла огромный удар по нашему народу, поколение фронтовиков было очень могучим, а главное, сплоченным и долго не подпускало к рулю тех, кто помладше. Все эти шестидесятники-семидесятники могли проявлять себя максимум в литературе и музыке. Руководящие места, места в политике и идеологии были крепко заняты.
Перестройка совпала с поколенческой революцией. Геронтократия брежневского призыва настолько всем осточертела, что вчерашние комсомольцы (или, наоборот, диссиденты), умеющие складно говорить и по-современному мыслить, вдруг показались спасителями Отечества. Представители старшего поколения, начиная от Горбачева и Ельцина и заканчивая красными директорами и секретарями обкомов и райкомов, вышли на главные роли ненадолго. Все равно, прожив большую часть жизни в Советском Союзе, они чувствовали себя не в своей тарелке. И, построив себе коттеджи, а также приватизировав недвижимость для сдачи в аренду, они мирно ушли на покой.
А вот те, кому в перестройку было лет по тридцать, казалось, должны прожить в новых условиях как минимум две трети жизни. Они получили доступ к хорошей медицине, качественным продуктам, к другой, нежели у их отцов, модели жизни – когда 60-летний мужчина, у которого пятилетний сын, уже не вызывает удивления. Они следят за собой, занимаются фитнесом, модно одеваются. Так живут далеко не все российские мужчины, но те, о ком я говорю, жили именно так. И с чего они вдруг начали умирать?
То ли это перерасход жизненных ресурсов в 1990-е, то ли это эхо минувшей войны. Возможно, наши капитаны перестройки в условиях реальной войны погибли бы, совершая неслыханные подвиги. А тут вроде боевых действий нет, но нервное напряжение накапливается, накладывается на эту нашу отечественную травмированность войной. И выливается во внезапную сердечную смерть. Или в острый лейкоз.
Продолжительность жизни российских мужчин была для нас с Геннадием Климовым животрепещущей темой для разговоров, мы старались подвести теоретическую базу, придумать, как преодолеть это проклятие. И кто бы мог подумать, что он сам не доживет даже до установленного законодателями нового пенсионного возраста?
Президент России Владимир Путин, на прошлой неделе забивший десять шайб в матче Ночной хоккейной лиги, а также все его друзья – Сечин, Тимченко, Ротенберги – такие же представители поколения беби-бума. Даже на несколько лет старше. Эти ухоженные и успешные мужчины разительно отличаются от Политбюро ЦК КПСС образца 1983 года, людей, прошедших Великую Отечественную. Хотя по возрасту они уже приблизились к ним. Возможно, и в высших сферах мы скоро начнем наблюдать то, что 35 лет назад окрестили «пятилеткой пышных похорон».
«Где та молодая шпана?»
И теперь вопрос: кто придет на смену? «Богатыри – не мы», – как писал Михаил Юрьевич Лермонтов, сравнивая свое поколение с поколением 1812 года, поколением декабристов.
Следующая большая поколенческая волна была с конца 1960-х по конец 1980-х, когда рождались дети беби-бумеров. В эту волну попадем мы с губернатором Игорем Руденей, а также большинство нынешних руководителей-технократов, глав федеральных министерств и силовых ведомств.
Тут можно провести аналогию с детьми войны. Как они прожили всю жизнь в тени своих старших товарищей фронтовиков, так и мы с Игорем Михайловичем Руденей, пожалуй, уже пороха не изобретем. Будем по мере сил хорошо работать на своих местах и смотреть, «где та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли».
Молодежи, правда, уродилось мало. И в этом тоже проявляется долгое эхо той проклятой войны, репрессий, коллективизации и других бед прошлого столетия. Поколение тех, кому сейчас лет 30, адекватное, образованное, свободное от советских предрассудков, на самом деле очень маленькое.
Остается лишь надеяться, что не зря Геннадий Андреевич Климов все время повторял старинное пророчество из древнего арийского эпоса: оттуда, где больше всего запустение, когда-нибудь начнется возрождение.
В эти дни скрежет переворачиваемых страниц истории слышен все отчетливее. В любом случае начинается новая эпоха.
Мария Орлова
0
