ПОЧЕМУ «КРЕЙСЕР «АВРОРА» ДО СИХ ПОР ДЕРЖИТСЯ НА ПЛАВУ
Галина Зубина – председатель колхоза в Краснохолмском районе. У колхоза женское имя — «Крейсер «Аврора». Может, потому они так поладили и вместе уже 23 года. Недавно Галина получила грамоту от министерства сельского хозяйства Тверской области за верность делу и хороший урожай. Мы поехали в Васюнино, центральную усадьбу колхоза, чтобы посмотреть на трудовые будни председательницы
«ХОЧЕТСЯ, ЧТОБЫ ЛУЧШЕ БЫЛО…»
В правлении колхоза фиолетовые стены. Перед толстой буржуйкой с длинной трубой еще нетронутая связка поленьев. Холодно. На стуле, как нахохлившийся воробей, сидит заведующий нефтехозяйством Виктор Фаустов, он выдает дизельное топливо для тракторов. В дальнем углу бригадир Галина Середина, она заведует доярками, сторожами и другими рабочими на ферме. За полированным столом председатель Галина Зубина: чёрная куртка, чёрная шапка, чёрные брюки. Идёт ежедневная утренняя планёрка. До меня доносятся клочки фраз:
— Там ещё осталось зерно?
— Слышали, в «Гиганте» пропала доярка Калистратова? Ушла с фермы и домой не вернулась. Говорят, утонула. Все, теперь коров доить некому.
— Там сварка-то так и лежит?.. Надо бы вывезти её оттуда. Ой, Господи, Господи помилуй…
На столе штрих и деревянные счеты – канцтовары, вынырнувшие из прошлого, тут же очки и фонарик.
— А фонарик зачем?
— Так в деревне темно, — недоуменно улыбается Галина Викторовна. — Кто за свет-то платить будет? Колхоз? А денег где взять?
В ее речи полно риторических вопросов. Их подбрасывает жизнь, а Галина честно старается на всё ответить. Но иные вопросы застывают в воздухе. Трудно быть председателем колхоза в то время, когда коллективные ценности не в моде, а народ потоком течет из деревень.
В комнату входит бухгалтер Фатима, худенькая женщина в полосатой кофте, она шустро бросает поленья в буржуйку. Через 10 минут мы плавимся от жары.
— Говорят, в этом году вы собрали хороший урожай…
— Да, мы стараемся. Механик ударно поработал. Плодоносные земли нам остались после «Магрики»…
Она рассказывает, что ещё в 1991-м, во время передела собственности, колхозную землю покроили на паи, по количеству работников. Те продали свои куски — кто Тверской земельной компании, кто бежецкому льноводческому хозяйству «Магрика». В прошлом году бежечане вспахали и удобрили 300 гектар, собрали урожай, а нынче отдали колхозу за символическую плату, чтобы земля не простаивала.
— Это очень хорошо, — объясняет Галина Викторовна. – У нас-то какие поля были? Мы и навоз не вносили, так как денег не было. Еще хорошо, что мы обменяли наши овес и пшеницу на элитные, они крупнее и чище. За каждую тонну зерна нам заплатили по 3700. Обменяли 80 тонн, заработали 285 тысяч. Хочется ведь, чтобы лучше было.
Я верю, что ей и правда этого хочется. Галина Зубина пришла в этот колхоз в 1977 году зоотехником, окончив зооветеринарный техникум в Кашине. Всю жизнь она здесь, и свадьбу в сельском клубе гуляли, и муж в колхозе работает. В 1998-м Галина стала его начальником.
— Когда я пришла, у колхоза были огромные долги по зарплате. И мы как-то выкручивались: маслом, колбасой отдавали. А как цены на животных повысились, одну корову продадим и зарплату погасим.
Как любой человек, заставший расцвет колхозов, она постоянно сравнивает «раньше» и «сейчас». При слове «раньше» в её голосе лязгает сталь, а при слове «сейчас» сквозит усталость:
— Раньше в одном колхозе было столько коров, сколько сейчас во всем Краснохолмском районе. В «Авроре» было 250 коров и овчарня. А сейчас 60 коров и 20 телок. Потому что работать некому. Вот доярки уйдут на пенсию… Томке-то еще сколько? – кричит она в раскрытую дверь бухгалтерии. – Вот три года осталось. Дояркой будет одна Наташа. Она молодая, 30 лет.
Я замечаю, что настроение Галины Викторовны качается, как маятник – от апатии и отчаяния к лихому душевному подъёму:
— Но мы держимся, держимся. Потихоньку увеличиваем и надои, и посевные площади. Сложно, конечно. Другой раз колхозники и дисциплину нарушают, выпивают. Тогда наказываем – вычитаем из получки стажевые.
— А вам не жалко их?
— А им нас жалко? — вздыхает Галина Викторовна. – Вот он сейчас воду не возил десять дней — и как в порядке вещей!
— Колхозам помогает государство?
— Да, но мало, конечно. После прошлогодней засухи нам выплатили субсидии за гибель урожая. И за обмен семян заплатили, поощрили нашу инициативу. У нас льготы на горюче-смазочные материалы. Если молодняк сдаем, субсидии идут 10 рублей за килограмм. В колхозе всё упирается в кадры. У меня слесарь и воду возит, и сено раздает, а получает 2000, а бухгалтер – 1200. И прибавлять им не с чего… Фатя, закрой дверь, матушка!
Фатима плотнее захлопывает дверь. За полчаса комната выстыла, буржуйка снова требует поленьев.
«КОЛХОЗ ОБЛЕГЧАЕТ ЖИЗНЬ»
За беседой становится ясно, что в современном колхозе три беды: нехватка кадров, нехватка денег и переизбыток самогона. Галина Викторовна отчаянно борется со всеми тремя, хотя порой это похоже на битву с ветряными мельницами:
— Женщине быть председателем сложнее, чем мужчине. Я, бывает, и срываюсь. Сеять надо, а он лежит пьяный – хоть его убей!
Тысячи женщин на Руси горюют из-за пьянства мужа. Но Галине тяжелее, у нее порою пьёт целый колхоз:
— Комбайнеры запьют — хоть трава не расти. На посевную ходим по домам, упрашиваем на работу выйти. А в этом году мы набрали комбайнеров из развалившегося колхоза «Красное поле». Один вообще трезвенник, да и другой держался. И наш, глядя на них, стал подтягиваться. Мы им по тонне зерна выдали, и денег еще.
В случае, когда совсем нет рабочих рук, председательница берется за дело сама:
— Как-то доярка запила, так доили мы с бригадиром. В прошлом году у нас свет отключали: коровы орут, не доены… У кого об этом душа болит? Мы доярок наряжаем руками доить. А они чуть что — бросают ведра – доите сами! Я, мол, не выйду на работу, пока вы мне сено не уберете. Знают, что им замены нет… Раньше за тунеядство судили. А теперь биржа труда еще деньги платит!
Она опять кидается сравнивать «раньше» и «сейчас». Ясно, что тут дело даже не в пустом кошельке и подпольном самогоне, а в потере нравственных ориентиров:
— Механизаторы и раньше выпивали, но была какая-то ответственность, чувство долга. А сейчас прикинутся овечками: денег нет на продукты. Ну-ка, жалко их! Мы выписываем аванс пораньше. А они тут же его пропьют.
…Они не понимают, насколько колхоз жизнь облегчает! – в ее голосе снова лязгает сталь. – Мы жителям и зерно, и сено почти задаром отдаем. Боровки нарезаем, огороды пашем всего за 10 рублей с сотки. А как не будет завтра колхоза? Что делать будем?
Сама не замечая, она все время подсчитывает, сколько им осталось: три года, пять лет? Когда состарятся все те, кто сейчас сеет, пашет и доит? Эти вопросы остаются риторическими. Пока «Аврора» находится на программе финансового оздоровления. Это значит, что его трёхмиллионный долг отложили на шесть лет.
— А откуда долг вообще взялся?
— Как откуда? В своё время колхоз налоги не платил. Дизельное топливо и другой товар брали в кредит, а сейчас пеней насчитали. Положение такое было, что ой-ой-ой. Пенсионный налог мы недавно выплатили. Иначе колхозники потеряли бы несколько лет стажа.
— Этот долг можно списать? – наивно интересуюсь я.
— Фиг они спишут, — вздыхает она.
— А что будут делать, если не выплатят долг?
— Кто знает? Может, банкротить будут, — горько усмехается Галина Викторовна. – Но мне немного осталось. Уже в феврале на пенсию.
— А не будете потом работать?
— Ой, я наработалась.
«МЫ ЖИВЁМ КАК В РАЮ»
До фермы два километра пешком по белой дороге. Пешком, потому что в колхозе нет машины, которая возила бы председателя. По сторонам перемешались «раньше» и «сейчас»: пустые коттеджи, отстроенные в свое время для работников овцеводческого комплекса, церковные развалины, действующие сушилки и зернохранилища, на крышах которых сидят вороны.
— Как вы думаете, государство заинтересовано в поддержке села?
— Они спохватились, но поздно, — размышляет Галина Викторовна. — Молодёжь вся уехала, а кто остался – пьёт.
Но тут маятник качнулся в другую сторону. В голосе председателя сквозит надежда:
— Хотя мы много техники покупаем! Три зерновых комбайна, пресс за 350 тысяч, два новых трактора по лизингу и немецкую косилку. Мы и ферму каждый год ремонтируем. Вот досок заготовили, чтобы настилы поменять.
И я думаю, что если бы не эти ее душевные подъёмы, «Крейсер «Аврора» давно бы утоп, как многие колхозы в районе и в стране. Но они по-прежнему «держатся».
…В здании фермы безлюдно. У входа лежат ровные стопки досок, в проходах стога сена со снежными шапками. Коровы мотают головами и лениво жуют сено. Племенной бык по кличке Арбуз, купленный в прошлом году, сердито фыркает и близко не подпускает. Вдруг из темноты выплывает сторож, похожий на сказочного гнома, в фуфайке и с желтой бородой-лопатой.
— Галина! У меня сто рублей осталось, — сообщает он. — Выпиши аванс пораньше!
— Ну ладно, — после минутной паузы соглашается женщина.
Председатель и его колхоз в народном сознании часто сливаются воедино. Галину Зубину в районе называют просто «Аврора». В отличие от многих председателей, активно присваивающих скудное колхозное имущество, она ведет честную политику и этим вызывает всеобщее уважение:
— У каждого совесть своя. Зато я сплю спокойно, — отвечает на это Галина Викторовна.
Мы возвращаемся в правление, и председательница снова бодрится.
— Мы еще как в раю живем! У нас есть библиотека, клуб, медпункт. Школу только в прошлом году закрыли.
Галина Викторовна садится за стол, тяжело дышит и трет виски. У нее поднялось давление.
— На меня то найдет апатия, то воспряну духом, — признается она. – Стараюсь приободрять себя.
— А как?
— Говорю себе: «Не буду думать ни о чем».
На пороге вырастает мужик в ушанке, фуфайке и серых валенках, он явно навеселе.
— Ты чего вчера на работу не приходил? – журит его председательница.
Мужик что-то весело бормочет.
— Ладно, иди, Вовик, приходи в понедельник!
Галина Викторовна оправдывает сотрудника: сено дал, проходы вычистил, теперь идёт домой.
— Так вы пойдёте в феврале на пенсию? – задаю я ключевой вопрос.
— Не знаю пока, — задумчиво произносит она. – Может, и поработаю ещё.
— А вам себя не жалко?
— Мне колхоз больше жалко.
Любовь КУКУШКИНА
0
