ПЬЕСА В ТРЕХ АКТАХ О ТОМ, ЧЕГО НЕ ХВАТАЕТ ТВЕРИ, ТЕАТРУ И ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ
Адгур Кове – человек, достаточно новый в тверской культурной среде. Он главреж ТЮЗа с января 2010 года. Ранее работал в Воронеже, до того – в Борисоглебске, при этом исколесил полмира. Я пришла в кабинет Адгура Михайловича, чтобы побеседовать о местной культуре глазами заезжего режиссера. А в итоге сложилась пьеса о духе времени и природе человека.
АКТ 1. СЦЕНА 1. ГОРОД, В КОТОРОМ НЕТ АГРЕССИИ
Действующие лица:
Адгур Кове, режиссер. Очки, ироничный взгляд, ветровка нараспашку.
Люба, журналист. Зябнет, смущается.
Екатерина Малышева, завлит ТЮЗа. Записывает интервью, шепотом комментирует реплики.
Прямоугольный кабинет в дебрях ТЮЗа. Свежо. На двери висит афиша спектакля «Песочница», на ней надпись «С премьерой!» Длинный стол в виде буквы «Т». На ее шляпке – энциклопедия творчества Клода Моне, прочие книги, расписание спектаклей, пепельница-глухарь из серого камня. На ножке – одинокая керамическая голова собаки. Когда за окном проезжает грузовик-тяжеловес, голова трясется. Тикают часы на стене.
Л.: (видимо, со знанием дела) – Тверскую культуру считают либо провинциальной, либо классической…
А.К. (тактично): – Я не согласен ни с той, ни с другой оценкой. Есть спектакли по произведениям классических драматургов, которые в высшей степени современны. Есть современные постановки, которые отдают нафталином. Дело здесь не в форме, а в содержании. Да, географически Тверь – провинциальный город…
Л. (гордо): – «Провинциальный» – звучит унизительно…
А.К. (удивленно): – Почему? Бродского это не смущало. (Цитирует)
Если выпало в империи родиться /Лучше жить в глухой провинции у моря…
Я сам родился и вырос в провинции. Все эти разговоры — ходячее место, штамп. Человека надо оценивать не по тому, где он живет, а по тому, что он делает.
Л.: – Тем не менее как вы ощущаете город Тверь?
А.К.: – Атмосфера города во многом зависит от природы. Здесь она мягкая и спокойная. В энергетическом смысле Тверь – очень хорошее место. Природа диктует так, что здесь нет агрессии. Я удивлен, что многие жители этого не замечают.
Л.: – Какой жанр у этого города?
А.К.(коротко смеется, потом задумывается): – Не трагедия точно (пауза). Не комедия (пауза). Раньше было модно называть театры таким образом: «Театр драмы и комедии» (смеется). Вот это Тверь.
Л.: – Твери не хватает эксперимента?
А.К. (резко): – В жизни вообще не хватает эксперимента. Люди склонны тянуться к привычному, к штампам. Это для них безопаснее. Поэтому все экспериментаторы находятся в невыгодной ситуации.
Л. (настойчиво): – Вы приехали в Тверь как экспериментатор?
А.К. (отмахиваясь): – Я приехал как человек, которому предложили возглавить местный ТЮЗ. Природа любого театра – это эксперимент. Иначе театр превращается в музейный экспонат. И я, как режиссер, нахожусь в постоянном поиске. Вот сейчас из-за того, что в театре затянулся ремонт, я ищу пьесу для постановки на камерной сцене (кивает на голубую книжицу на столе).
Л.: – Каким было ваше знакомство с местным ТЮЗом?
А.К.: – Некоторые актеры мне очень понравились. В то же время мне показалось, что репертуар театра несколько обветшал. Часть спектаклей шла много лет, хотя их режиссеры уже оставили ТЮЗ, а актеры повзрослели. Вторая проблема, которая бросилась в глаза, — это нехватка молодых кадров, что весьма странно для ТЮЗа. Здесь хороший подбор актеров среднего возраста, а вот с молодежью проблема. Мы ее решаем – насколько это можно сделать в условиях, когда специалистам не предоставляют жилье, а театральные вузы в городе отсутствуют.
Л. (с горячим любопытством): – Как вы ищете актеров?
А.К. (спокойно): – Приходят заявки на электронную почту – мне и завлиту (кивает на Екатерину Малышеву). Их полно. Пишут отовсюду – от Калининграда до Владивостока. Недавно в Тверской ТЮЗ просился парень из Сирии. Если человек заинтересовал, мы приглашаем его на просмотр и собеседование.
Л.: – Каким должен быть актер, чтобы вас заинтересовать?
А.К.: – Он должен обладать природным талантом, что большая редкость. Желательно иметь качественное образование, что сейчас тоже редкость. Он не должен быть безумным эгоистом, потому что театр – это командное творчество.
АКТ 1. СЦЕНА 2. ФОРМИРОВАНИЕ БИОГРАФИИ
Действующие лица: те же.
Л. (допытывая режиссера о Твери): – Что вы считаете культурным центром города?
А.К. (явно не хочет говорить о местечковом, выводя разговор на общефилософские темы): – Меня удивило, что учреждения культуры существуют здесь автономно. Но это проблема не города, а самих деятелей культуры, которые варятся в собственном соку. Я был поражен, узнав, что некоторые мои актеры не ходят на спектакли в соседние театры. Жизнь так коротка, а хорошие постановки иногда появляются случайно, поэтому надо всегда знать о культурных событиях, происходящих в городе. В этом смысле я предпочитаю ходить и смотреть (громко смеется). Была бы власть, я бы и других заставлял.
Л. (все еще о Твери): – У вас в Твери есть духовное пристанище?
А.К. (улыбаясь): – Я живу своими интересами. Все мои хобби связаны с искусством – это музыка, литература, кино. Я сам для себя определяю атмосферу существования, и мне везде внутренне комфортно. На мой взгляд, все проблемы человека заключаются в нем самом. Поэтому я не понимаю фраз вроде «среда заела». Конечно, есть ситуации крайние – война, тюрьма, сильная болезнь – но в большинстве случаев человек сам формирует свою судьбу и строит свою биографию.
Л. (провокационно): – Значит, вам все равно, где жить? Вы могли бы жить в совсем маленьком городе?
А.К. (спокойно): – Я восемь лет работал в городе Борисоглебске, где 60000 жителей. О результатах говорить не буду, их можно узнать в Интернете. Я пять лет жил и работал в Москве. Там почти все время у меня занимал поиск работы. Москва – это город одного дела, одного проекта. Из-за безумных расстояний можно провести только одну встречу в день. Это были 90-е, тяжелое время. Но я умудрялся еще ездить на постановки по городам и весям. В конце концов мне все надоело. Однажды я летел в самолете через Атлантический океан и дал себе слово: когда вернусь, соглашусь на первое же предложение. Оказался Борисоглебск. И я туда поехал. Понятно, что в Москве и Санкт-Петербурге, как в любом мегаполисе, питательная художественная среда, которой нет в провинции. Но это ситуация выбора. Есть время тусоваться, есть время наблюдать. Есть время накапливать энергию и ее раздавать.
АКТ 2. СЦЕНА 1. ВРЕМЯ ПОНЯТЬ ЯЗЫК УЛИЦ
Действующие лица: те же. В середине акта завлит выходит, чтобы принести в кабинет три кружки горячего чаю.
Л. (пытливо): А какой период у вас сейчас? Раздаете энергию?
А.К.: – Я чувствую, что это время подходит к концу. Видимо, я пресытился тем, что делаю, и сейчас должен выйти на новый уровень. Заняться чем-то новым. Пока не знаю, что это будет.
Л.: – Есть проблема, которая сейчас особенно вас волнует?
А.К. (задумчиво): – Театр потерял способность слышать язык улицы. И это большая проблема. Посмотрите в Интернете записи великих русских актрис – например, Тарасовой из МХАта, она играла в 40-50-х годах. Так вот, ее речь кажется не просто архаичной, а ужасной. Театр – это живое искусство, которое постоянно развивается. Чтобы темы и волнения улицы перенести на театральную сцену, надо найти особые художественные средства. Это и есть проблема языка.
Л.: (с сомнением): – А как вы узнаете, какие темы волнуют улицы?
А.К. (удивленно разводит руками): – Так мы с вами и есть народ. Мы же не члены правительства и не владельцы крупного бизнеса. Между мной и народом нет стены. Я езжу в общественном транспорте, хожу в магазины… Если я испытываю голод в какой-то теме, то и улица его испытывает. Театр должен максимально выразительно передать нерв сегодняшнего дня.
Л. (пытаясь разобраться): – Какой, например, нерв у сегодняшнего дня? Вы его чувствуете?
А.К.: Да. – Последние годы меня как режиссера тянуло к некоторой притчеобразности, к поиску архетипов. А сейчас я немного устал от… театральности в театре. Условности, метафоры – это моменты вчерашнего дня. Пришло время называть вещи своими именами. Живые люди стали честнее, чем персонажи на театральных подмостках. Они ведут себя откровеннее. В них много здорового цинизма и мало рефлексии. Театр должен чувствовать и передавать это.
Л. (все еще пытаясь разобраться): – Театру надо искать какие-то новые формы?
А.К. (сдержанно): – Форма важна. Но чрезмерное увлечение формой приводит к потере содержания. Я устал от количества стильных, красивых спектаклей, которые ничего в себе не несут. Первым делом надо раскрыть содержание, и тогда родится форма. Как в спектакле «Песочница». Мне понравилась пьеса, которую нашла завлит, и стал думать: в какой ситуации люди могут разговаривать таким необычным языком? И нашел форму: действие перенеслось в будущее, в мир после глобальной катастрофы.
Л.: – Тогда о содержании. Какие моменты сегодняшнего дня просятся на театральную сцену?
А.К. (пауза): – Есть одна тема, которая сейчас витает в воздухе. Это тема фальши. То, что нам говорят, – это не то, что есть на самом деле.
Л. (потеряв надежду разобраться): – Вы же сказали, что народ стал более откровенен?
А.К.: – Народ на улицах, народ у пивных ларьков – да. Но фальшь идет с высоких трибун, с экранов телевизоров. Фальшь – это способ защиты власти. Ей сложно признать свои ошибки. Политика, которая на ура шла в нулевые, сейчас перестала приниматься людьми. Но власть делает вид, что не замечает этого.
Л. (взволнованно): – И как же бороться с фальшью?
А.К.: – Я могу сказать только за театр. Он должен перестать быть фальшивым.
АКТ 2. СЦЕНА 2. ПРЕДЧУВСТВИЕ БОЛЬШОГО ВЗРЫВА
Действующие лица: те же.
Л.: – Какие еще злободневные темы вас волнуют? Что должен отразить современный театр?
А.К. (пауза): – Есть еще ощущение, что все в мире смешивается и катится в пропасть. Что огромный клубок энергии вот-вот должен взорваться. У вас есть это ощущение?
Л. (патетично): – Я думаю, будет революция.
А.К.(в раздумье): – Революция, прилет инопланетян, смещение магнитного полюса Земли. Ядерный взрыв, не дай бог… Энергия очень сильно сжимается. Что-то происходит. Эту волну нужно успеть поймать и передать.
Л.: – В ТЮЗе есть спектакли на подобные темы?
А.К.: – На тему фальши, я думаю, – «Тартюф» Романа Феодори – как человек меняет маски, богатый становится бедным, а хозяин – слугой. Вот есть еще тема брошенности человека. Кажется, Ницше сказал: «Бог умер – человек свободен!» Сейчас человек оторван от божественного провидения. Он как песчинка в огромном мире, абсолютно без защиты. Последствия этого непредсказуемы. По сути, об этом я думал, когда ставил Стейнбека «О людях и мышах» – о том, что человек одинок во Вселенной.
Л. (занудно): – И все-таки Тверь – фальшивый город?
А.К. (эмоционально): – Жизнь фальшивая, вы поймите! Люди делают место фальшивым или нет. Другой момент, что в российских чиновниках мало культуры. Мы живем в стране, где бюджет ориентирован на вооружение, на экономику. А образование и культура – где-то внизу этой пирамиды. На мой скромный взгляд России надо бросить силы на то, что у нее получается лучше всего – на образование и культуру. Тогда через много лет вырастет совершенно иное поколение, с которым не придется говорить о фальши, о брошенности – о чем мы сейчас с вами говорим.
Л. (осененная): – Я знаю, чего еще не хватает Твери — профессионализма.
А.К. (понимающе кивает): – Слом эпох создал ситуацию, которую я называю «нашествие дилетантов». В разные сферы деятельности ринулись люди, профессионально не подготовленные, но нахрапистые. Сегодня многие руководители театров непрофессионалы. Достаточно пройти какие-то левые курсы, чтобы тебе дали красивую бумажку, что ты режиссер. Или театральные критики, которые пишут статьи в стиле: «Спектакль – дрянь, режиссер ничего не понял, а вот как надо было». Это смешно читать. Но, на мой взгляд, эра дилетантства подходит к концу. Люди близки к пониманию того, что пустоцвет – это скучно.
АКТ 3. СЦЕНА 1. ЧУВСТВО ДОМА
Действующие лица: те же.
Л.: – Вы часто кочуете по разным городам. У вас есть чувство дома?
А.К. (иронично): – Странствование — это мой сознательный выбор. Конечно, я очень скучаю по моему дому в Абхазии. Все говорю: вот последний год, последний сезон – и домой. Но пока не получается. Интересная работа – основа моей жизни. Если у меня все в порядке с работой, то и в личной, и в общественной жизни все в ажуре. Я от природы не люблю находиться в центре внимания. Но так вышло, что 90% времени я – в центре. Поэтому дома я хочу спрятаться ото всех.
Л.: – Дом — это ваша норка?
А.К. (насмешливо): – Пещера. Дворец. О! (Вспоминая) Мой дом – моя крепость.
Л.: – Какие вещи вы привезли с собой в Тверь, чтобы обустроить свой новый дом?
А.К.: Это (кивает на пепельницу-глухаря), это (кивает на часы на стене). С этими часами была занятная история. Они были моим призом на каком-то театральном фестивале. А дома негде было их повесить, и я таскал их за собой по разным городам. А когда я вошел в этот кабинет, здесь не было часов. Мы начали распаковывать коробку и увидели инструкцию: «Часы произведены в городе Твери, на улице Трехсвятской». Я долго смеялся.
Занавес
0
