О ТОМ, КАК ГЛАВА КОНАКОВСКОГО РАЙОНА, ТОГО НЕ ВЕДАЯ, «СОВЕРШИЛ ПОКУШЕНИЕ НА ПОЛУЧЕНИЕ ВЗЯТКИ В 45 МЛН РУБЛЕЙ И БЕЗДЕЙСТВИЕ В ПОЛЬЗУ ВЗЯТКОДАТЕЛЯ»
В Тверском областном суде продолжается рассмотрение дела Виктора Крысова, бывшего главы Конаковского района, обвиняемого в «покушении на взятку». Суд начался с заслушивания свидетелей обвинения. Свидетели говорили невнятно, путались в показаниях. Судя по всему, процесс будет долгим…
(продолжение)
В прошлом номере «Каравана» мы начали публикацию подробного исследования нашего московского коллеги Моисея Гельмана, редактора газеты «Промышленные ведомости», который взялся докопаться до всех подробностей этого странного дела. Напомним, 45 млн рублей якобы «передавались» Крысову в порядке «оперативного эксперимента» некими представителями фирмы ООО «Алекс» Е.В. Гладилиной – И.В. Колтуновым и А.В. Мусихиным. Деньги были обнаружены в машине главы Завидовского сельского поселения Игоря Калачникова, стоявшей в одном из дворов в центре Конакова. Продолжаем публикацию статьи Гельмана с того места, на котором прервались неделю назад.
«ОПЕРАТИВНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ»
…Из показаний подполковника Добродеева следует, что Мусихина на «эксперимент» сопровождали на машине оперативники, которые вели съемку происходившего. В деле имеется видеофайл, на котором заснят подсчет оперативниками денег, подложенных, по утверждению Добродеева, Мусихиным в багажник машины Калачникова. Спрашивается, а почему не зафиксирована вся процедура – от передачи оперативниками Мусихину мешка с деньгами до закрытия им багажника с заложенными в него деньгами? Замечу: как говорят сведущие люди, сегодня такие громадные суммы никто не берет «живьем», а пользуются иными, более надежными способами.
Согласно словам из диктофонной записи, деньги якобы предназначались для передачи главе администрации Крысову, что, кроме утверждений самого Калачникова, которые повторили следователи (сам Калачников, сейчас находящийся в Лондоне, активно отказывается от того факта, что эти утверждения вообще были), ничем больше не подтверждается. Ничем не подтверждается также, что Крысов и Осипов якобы давали согласие на получение взятки. Поэтому подбрасывание денег Калачникову согласно упомянутой ст. 304 УК РФ может быть расценено как провокация. Но «эксперимент» не довели до конца – не проследили, достанутся ли деньги Крысову и Осипову. Может быть, опасались за их целостность?
Как оказалось, Мусихин до сентября 2009 г. являлся начальником Управления по борьбе с экономическими преступлениями УВД Магаданской области. Можно предположить, что он, как профессионал, был специально внедрен в представители Гладилиной, чтобы «подтолкнуть» Крысова совершить покушение на получение взятки. В этой связи хотелось бы обратить внимание на следующее обстоятельство. Гладилина в своих показаниях утверждала, что «участок приобретен на ее собственные средства и денежную сумму, предоставленную ее компаньоном Мусихиным А.В., для строительства базы отдыха».
Возможно, все заинтересованные стороны договорились с Гладилиной о наличии у нее компаньона, сообщив ей об «эксперименте». В противном случае, как представляется, Гладилину в качестве взяткодателя должны были бы привлечь к уголовному делу в соучастии в покушении на получение взятки Крысовым. Однако почему-то не привлекли.
По непонятным причинам Калачников не был арестован, и ему фактически позволили уехать в Лондон. Несмотря на заявление следствия о международном розыске Калачникова, он в базе данных Интерпола не значится.
Уголовное дело в отношении Крысова, Осипова и Калачникова было возбуждено следственным управлением Следственного комитета РФ по Тверской области поздно вечером (!) 29 октября 2010 г., то есть на следующий день после проведения «оперативного эксперимента». По имеющимся сведениям, следственное управление не собиралось его возбуждать, но Тверская областная прокуратура заставила это сделать. Однако уже 2 ноября дело почему-то передали в Москву в следственное управление Следственного комитета РФ по Центральному федеральному округу старшему следователю по особо важным делам майору юстиции Гайдуку Д.А.
Срок следствия неоднократно продлевался, так как фактических доказательств вины Крысова и Осипова, кроме записей разговоров с Калачниковым, не было. В итоге 2011 год закончился для следствия безрезультатно, и дело разваливалось.
АРЕСТ НА БОЛЬНИЧНОЙ КОЙКЕ
Но кого-то, видимо, это не устраивало. Поэтому решили перейти к «силовому» воздействию на подозреваемых, и 30 марта 2012 г. следователь Гайдук вынес постановление о привлечении Крысова в качестве обвиняемого. За этим должен был последовать арест.
Но 5 января 2012 г. с Виктором Крысовым произошел несчастный случай. Когда он вышел на ледовую площадку Дворца спорта в Конакове, чтобы поиграть в хоккей, кто-то незаметно подбросил ему под ноги клюшку. Споткнувшись с разбега об нее, Виктор Крысов упал, получив открытую глубокую черепно-мозговую травму и несколько гематом головы. Виновника в суматохе не стали искать. В результате Виктор Крысов оказался на больничной койке. Его по мере лечения переводили из больницы в больницу, в том числе он находился в НИИ нейрохирургии имени Бурденко и Центральном военном клиническом госпитале им. А.А. Вишневского (Крысов бывший кадровый разведчик, офицер ГРУ, верой и правдой прослуживший стране около 30 лет).
До 16 апреля 2012 г. Виктор Крысов лежал в Центральной клинической больнице восстановительного лечения. С конца декабря 2011 г. его регулярно вызывал на допросы следователь Гайдук, но в силу своего состояния являться на вызовы Крысов не мог. При этом следователю в ответ на каждую повестку предъявлялись «больничный» и заключения врачей о необходимости продолжения лечения в условиях стационара. Вот что сказано в заключении НИИ нейрохирургии имени Бурденко о диагнозе Виктора Крысова: «Острая открытая проникающая черепно-мозговая травма, ушибы лобных долей и левой височной доли, гематома в левой затылочной области, кровоизлияние, перелом свода затылочной кости слева и основания отростка левой височной части черепа».
Утром 16 апреля 2012 г. в больницу к Крысову явились оперативники и пытались убедить подписать признание в том, что он два года тому назад якобы вымогал взятку. В «награду» обещали оставить его до суда в больнице и сказали, что дадут ему, мол, всего два года условно. В противном случае пригрозили арестовать. Так как Крысов не стал себя оговаривать, его задержали, исполнив угрозу, и отвезли в СИЗО. По свидетельству супруги Виктора Крысова, на следующий день в Басманном суде Москвы один из оперативников не постеснялся заявить о «предложении» Крысову добровольно признаться в преступлении, которого он не совершал. В УК РФ есть статья 302 «Принуждение к даче показаний», в которой говорится:
«1. Принуждение подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля к даче показаний либо эксперта, специалиста к даче заключения или показаний путем применения угроз, шантажа или иных незаконных действий со стороны следователя или лица, производящего дознание, а равно другого лица с ведома или молчаливого согласия следователя или лица, производящего дознание, наказывается лишением свободы на срок до трех лет.
2. То же деяние, соединенное с применением насилия, издевательств или пытки, — наказывается лишением свободы на срок от двух до восьми лет».
Спрашивается, забрать тяжело больного человека с открытой черепной травмой, несмотря на наличие у него «больничного», который, несмотря на угрозу ареста, не пожелал себя оговаривать и насильно отвезти его в СИЗО, – это незаконные действия, издевательство, пытка или все вместе?
Напомню, что согласно п. 3 ст. 49 Конституции России «неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого». Обвинение, предъявленное Крысову и Осипову, основано лишь на утверждениях Калачникова, записанных на диктофон. Допросы Калачникова не проводились, так как он вне досягаемости, и сведения об источнике его осведомленности в диктофонной записи отсутствуют. А утверждение следствия, что Гладилина намеревалась дать взятку Крысову и он для этого вступил в сговор с ней и Осиповым, вообще никем и ничем не подтверждено, даже самой Гладилиной. Поэтому повторение Колтуновым, Мусихиным и Гладилиной утверждений Калачникова о взятке, якобы затребованной Крысовым, можно, как представляется, считать показаниями свидетелей, основанными на слухе, что согласно п. 2 ст. 75 УПК отнесено к недопустимому доказательству.
Согласно п. 1 той же статьи 75 УПК «доказательства, полученные с нарушением требований настоящего кодекса, являются недопустимыми. Недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого из обстоятельств, предусмотренных статьей 73настоящего кодекса».
БАСМАННОЕ ПРАВОСУДИЕ
На следующий день, 17 апреля 2012 г., после помещения в СИЗО, Виктора Крысова доставили в Басманный суд Москвы, одно из самых «справедливых судебных учреждений в мире», и судья Мушникова Н.Е. вынесла постановление о заключении Виктора Крысова под стражу.
Следственное управление, где трудится следователь Гайдук, находится на территории, которую обслуживает Измайловский суд Москвы, и именно этот суд согласно требованиям статей 32–34 УПК РФ должен был рассматривать это дело. Поэтому судья Басманного суда обязана была направить материалы дела по подсудности. Но следователь Гайдук и судья Басманного суда почему-то нарушили указанные требования УПК о подсудности дела, и судья не направила его в Измайловский суд. Все это выглядело довольно-таки странно.
В постановлении следователя сказано о систематических, якобы необоснованных, неявках Крысова на вызовы к следователю. Но ведь суду были представлены копии листков временной нетрудоспособности Крысова за период с 5 января 2012 г. по день судебного заседания, которые получал следователь. Эти документы и госпитализация в специализированных клиниках давали законное право не являться по его вызовам. Судья почему-то все это не приняла во внимание, повторив к тому же в своем решении ничем не обоснованное утверждение следователя якобы о фиктивности одного из «больничных».
Зная о тяжелой болезни Крысова и его пребывании в больнице, следователь Гайдук организовал 6 апреля проведение судебной медицинской экспертизы… без освидетельствования экспертом самого больного. Причем для экспертизы он почему-то обратился в соответствующее учреждение Министерства обороны, хотя Следственный комитет располагает собственной службой судебной медицинской экспертизы. Надо думать, весьма квалифицированной. Еще большее недоумение вызывает то, что о проведении экспертизы и полученном заключении Крысов и его адвокаты узнали только во время судебного заседания 17 апреля.
Следователь Гайдук не счел нужным ознакомить Крысова и его защитников со своим постановлением о назначении судебной медицинской экспертизы, грубо нарушив целиком ст. 198 УПК РФ и тем самым конституционные права обвиненного им Крысова. «Засекречивание» заключения экспертизы, по всей видимости, преследовало цель не дать Крысову и адвокатам времени, чтобы опротестовывать этот документ до суда. А основания для протеста были серьезные.
В заключении был искажен действительный диагноз, поставленный Крысову в НИИ нейрохирургии имени Бурденко. В частности, глубокую проникающую черепно-мозговую травму эксперт из открытой «превратил» в закрытую. Кроме того, оказалось, что «у Крысова отсутствуют тяжелые заболевания, препятствующие участию в следственных и иных процессуальных действиях. Заболевания и последствия черепно-мозговой травмы не носят тяжелой формы, не имеют выраженных стойких нарушений функций организма и осложнений… требующих длительного лечения в условиях специализированного медицинского стационара, то есть не относятся к перечню тяжелых заболеваний, препятствующих содержанию под стражей в соответствии с постановлением Правительства РФ от 14.01.2011 г. N№3 «О медицинском освидетельствовании подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений».
Все эти обстоятельства судья также проигнорировала.
Об объективности медицинского заключения и справедливости судебного решения можно судить по тому, что после заседания Басманного суда Крысова увезли с недопустимо высоким и смертельно опасным при черепно-мозговой травме давлением – 200/140 – не в камеру СИЗО, а в спецотделение СИЗО N№1 больницы N№20 Москвы, а затем перевели в больницу при СИЗО «Матросская Тишина». Однако требуемых обследований не проводили. Там Крысов пробыл почти до окончания следствия и перевода его в конце сентября в тверское СИЗО, так как суд состоится в Твери. Туда же поместили Виталия Осипова.
Согласно п. 1 ст. 161 УПК данные предварительного следствия не подлежат разглашению. Однако согласно п. 3 этой статьи они могут быть преданы гласности с разрешения следователя или дознавателя и только в том объеме, в каком ими будет признано это допустимым, если это не противоречит интересам предварительного расследования и не связано с нарушением прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства.
Сказанное означает абсолютную приоритетность интересов только стороны обвинения, если право засекречивать данные предварительного следствия предоставлено исключительно следователю и дознавателю. С защитников обвиняемых взяли подписку о неразглашении материалов дела, которое передано в суд. Похоже, что, как и в случае «засекречивания» судебной медицинской экспертизы, следователь Гайдук, исходя из своих интересов, не захотел предварительной публичной огласки и критики труда его более чем двухгодовой деятельности. Но если человек прав, то ему нечего скрывать.
Не является ли все сказанное доказательством необходимости внесения поправки в упомянутую норму ст. 161 УПК – запрета на разглашение только материалов секретных дел, а также сведений о личной жизни граждан?
Все это делает весьма и весьма затруднительным понимание сути предъявленного обвинения и объективности приведенных доказательств. Чтобы как-то разобраться в деле, мне пришлось потратить почти три недели. Может быть, запрет следователем оглашать материалы предварительного расследования объясняется расчетом на то, что Тверской суд отдаст приоритет доказательствам следствия и проигнорирует доводы защиты, как это произошло в Басманном суде Москвы, а огласка помешает этому?
Полную версию статьи читайте на сайте издания «Промышленные ведомости»
Моисей ГЕЛЬМАН
0
