О том, как журналистка из Твери изучала Берлин
Самолет приземляется в берлинском аэропорту Тегель минута в минуту.
– Предъявите, пожалуйста, обратный билет, – на ломаном русском просит меня таможенник в зоне контроля (это чтобы получить хоть какую-то гарантию, что я улечу обратно). – Так, все в порядке, можете проходить, – он аккуратно ставит в паспорт штамп о прибытии и отпускает. Мы с московским коллегой выходим в город.
ТЫСЯЧА ВЕЛОСИПЕДОВ НА УЛИЦАХ
Берлин с первых же минут производит впечатление сонного и слегка неторопливого города, отдаленно напоминающего столицу. По крайней мере, если сравнивать его с Москвой.
– Если честно, ребят, я вообще не понимаю, как в Москве можно жить, – делится с нами молодой человек, с которым мы прилетели одним рейсом. – Я уже 23 года живу в Берлине, делаю свой сайт о жизни русских в Европе, и ничуть не жалею, что перебрался: сначала родственники сюда переехали, а потом и я.
Вместе мы спускаемся в подземку, где нет ни единого намека на турникеты, но билет все-таки покупаем: если поймают, придется заплатить штраф в 40 евро. За неделю пребывания в столице Германии меня один раз все же проверили на наличие погашенного (это непременное условие!) проездного талона.
Вторым ярким впечатлением стало огромное количество велосипедистов на улицах: все время казалось, что тебя вот-вот собьет какой-нибудь лихой владелец двухколесного чуда. Но это не из-за того, что они ездили как-то неправильно, а потому, что мы по неопытности так и норовили залезть на велодорожку, думая, что вся ширина тротуара принадлежит исключительно нам.
– В Германии содержание машины обходится довольно дорого: страховка, бензин… Велосипед же себе может позволить каждый, – объясняет Питер, которого журналистка Барбара Эртель, пригласившая меня на стажировку в Германию, называет «Петром». – Машин мало, пробок практически не бывает, – я же про себя отмечаю, что среди жителей Берлина популярны почему-то не «Мерседесы» или «Ауди», а незатейливые двухместные машинки. Их, работающих на электричестве (т.н. «car to go»), можно взять напрокат и доехать, например, до Трептов-парка или даже Потсдама, прочувствовав всю прелесть немецких дорог. Впрочем, велосипед тоже можно позаимствовать, и эта услуга пользуется куда большим спросом, чем прокат автомобилей. В целом, складывается такое впечатление, что берлинцы вообще никуда не спешат, часто они размеренно прогуливаются по улицам (многие из которых до боли напоминают питерские), заходят в кафе, где, заказав себе огромный бокал пива и знаменитый деликатес Currywurst (сосиску, посыпанную приправой карри), разговаривают, разговаривают… Беседовать они могут о чем угодно, но только не о проблемах: кажется, что недавнее наводнение в Магдебурге их совершенно не волнует. Так же совершенно спокойно они могут прийти и поддержать какую-нибудь турецкую демонстрацию, на одной из которых посчастливилось побывать и нам.
ШЕСТЬ ДЕМОНСТРАЦИЙ В ДЕНЬ
Большое поле почти в самом центре Берлине. Бравурная музыка слышна задолго до места назначения, куда мы идем пешком. На поле яблоку негде упасть: кто-то держит плакат, кто-то – турецкий флаг, колоритный мужчина что-то вещает со сцены на турецком языке. За импровизированной площадкой стоит машина с надписью «POLIZEI», три-четыре полицейских размеренно прохаживаются взад-вперед – кажется, что они оказались в этом месте совершенно случайно.
– Чего хотят демонстранты? – спрашиваю я у Барбары. Журналистка и сама этого не знает: то ли они выражают солидарность со своими соотечественниками, протестующими против турецкого премьера Реджела Тайила Эрдогана, то ли хотят, чтобы Германия предоставила им больше прав на свободу передвижения в стране.
– Для нас эти демонстрации – обычное дело, – объясняет Барбара. – В Берлине их ежедневно по пять-шесть проходит: кто-то постоянно заявляет о своих правах. И немцы приходят их поддержать, поскольку права человека в демократическом государстве – это самое главное.
Особым покровительством в Германии пользуются люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Некоторые районы Берлина, почти полностью отданы им: тамошние магазины, кафе и клубы ориентированы исключительно на гомосексуальную публику. О том, куда ты попал, свидетельствуют радужные флаги, развевающиеся на балконах местных домов. А уж про единственный в мире музей гомосексуальности и говорить не приходится.
– Я не понимаю, почему в стране, победившей фашизм, постоянно нарушаются права человека, – недоумевает член правления международной организации MitOst Мария Шамаева. Она живет в Берлине уже много лет, но связи с родиной не теряет: в России живут ее родители. – Что за принятый недавно закон о запрете пропаганды гомосексуализма, подразумевающий, что у геев нет никаких прав? Это значит, что они – люди второго сорта и их можно унижать?
Я понимаю, что доводы о том, что к насилию закон вроде бы и не призывает, едва ли будут услышаны, и поэтому решаю ничего не говорить. Немцы мыслят совершено другими категориями и абсолютно искренни в этом. Возможно, свою играет роль комплекс вины, оставшийся после Второй мировой войны, о котором напоминают памятники евреям и гомосексуалистам, обреченных Гитлером на полное уничтожение.
– Мне стыдно до сих пор, – подтверждает 85-летний участник фашистской армии Хельмут Эртель. Он не воевал против Советского Союза, но если бы стал летчиком (куда его не взяли из-за маленького роста), то, вне всякого сомнения, попал бы на войну с СССР. – Но в то время мы об этом не думали: нам казалось, что мы поступаем правильно, идеологическая машина работала будь здоров, а сейчас мне кажется, что самая лучшая форма правления – это демократия.
– Любое проявление немецкого национализма до сих пор очень болезненно воспринимается в обществе, – вторит депутат немецкого парламента от правящей партии Мартин Грюнд. – Даже если нам что-то и не нравится, мы все время должны помнить о своем прошлом.
ДВЕ СТРАНЫ И ОДНИ ВОРОТА
История тут кричит буквально на каждом углу: чем дольше гуляешь по Берлину, тем больше проникаешься трагедией города, разделенного напополам. Символом этого разделения после возведения стены стали величавые Брандебургские ворота – главный туристический объект, к которым тогда не могли попасть жители ни восточной, ни западной части. Старожилы говорят, что это разделение чувствуется до сих пор, хотя и не проявляется так ярко, как раньше.
– Я приехала сюда с мужем еще во времена ГДР, и своими глазами видела, как люди пытались бежать из Восточного Берлина в Западный, – рассказывает пожилая еврейка, представившаяся Зиной. С ней мы познакомились во время посиделок в одной уютной берлинской кофейне. – Иногда стена делила пополам не только улицу, но и дом, и многие погибли, выпрыгивая из окон: одни разбились, других пристрелили пограничники. Многим не нравилось, что одна тоталитарная идеология пришла на смену другой. Только следственная тюрьма Штази для политических заключенных чего стоит. Но были и такие, кому нравилось жить в ГДР.
Кайзер Фабинье, которого мы случайно встретили в метро, – тому пример. Узнав, что мы русские, этот чернокожий паренек буквально расцвел.
– Я люблю Россию и Советский Союз, – расплывается он в улыбке. – Я был футболистом, много ездил по свету, и я вам скажу, что такой хорошей жизни, как в ГДР, не было больше нигде. Передавайте привет России, я мечтаю у вас побывать!
Конечно, передадим. В последний день с чемоданами, раздувшимися от гостинцев, прибываем в аэропорт. Без нареканий проходим паспортный контроль, садимся в самолет. На экране мелькают картинки, по которым можно отследить весь наш маршрут: Германия-Польша-Беларусь. Капитан корабля объявляет о снижении. Выглядываю в иллюминатор, первое, что вижу, – крохотная колокольня, возвышающаяся над домиками вокруг. Это значит, что мы прилетели, мы – дома.
Алена ВОЛКОВА
0
