Часть I. Сюжеты и образы основного закона страны
У личности Владимира Крусса две ипостаси. Он поэт, автор трех стихотворных сборников, лауреат литературной премии им. М.Е. Салтыкова-Щедрина и юрист, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой теории права ТвГУ. Ко всему прочему, он конституционалист – человек, областью научных интересов которого является Конституция Российской Федерации. О ней он может говорить часами и нараспев – словно это не юридический документ, а поэма, отражающая дух и чаяния русского народа
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ КОНСТИТУЦИИ
– Вот, смотрите, это российская Конституция, – Владимир Иванович вертит в руках тонкую книжицу цвета триколора. – И вот это – тоже Конституция, вернее даже, ее небольшая часть, – он показывает два огромных тома «Основные постановления Конституционного суда за 2008 год» и «Основные постановления Конституционного суда за 2011 год». – Дело в том, что Конституция Российской Федерации – это и акт прямого действия, и правогенерирующий текст.
В России есть особый орган государственной власти – Конституционный суд, акты которого (постановления и определения) по своей юридической силе выше любого закона, другого нормативного акта или судебного решения. Это единственный юрисдикционный орган, который вырабатывает безусловное право совершенно особым образом, интерпретируя положения Конституции.
Если мы соберем все тома постановлений с 1994 года, это будет стопка фолиантов с человеческий рост. Плюс официальные комментарии, которые выходят под эгидой Конституционного суда, где я имею честь быть соавтором. Сейчас будет уже третье издание этого текста, который постоянно расширяется.
Дело в том, что у граждан, у политических институтов, у тех же законодателей Тверской области или суда, который решает конкретное дело, – могут возникнуть мотивированные сомнения в том, что определенный закон на самом деле заслуживает того, чтобы называться законом. Тогда инициируются обращение или запрос в Конституционный суд.
Как говорил Козьма Прутков, «если на клетке слона написано «буйвол», не верь глазам своим». Задача ученого-конституционалиста как раз уметь показать, сидит ли в клетке на самом деле буйвол или там сидит обезьяна. Необходимо разграничивать право и закон. Сделать это совсем не просто. И каждый, в том числе ученый юрист, может здесь ошибиться. Не ошибается только Конституционный суд. Потому что так решила сама Конституция.
Согласно официальным данным, с 1995 по 2011 год было 242 тысячи обращений. Девятнадцать судей Конституционного суда должны были их рассмотреть. Для рассмотрения только одного дела нужно работать от месяца и более, и задействуются для этого огромные ресурсы. Дела распределяются между судьями, аппарат суда готовит необходимые материалы, а привлеченные эксперты – представители органов власти и юридической науки – пишут свои заключения. Вот недавно я написал по одному делу заключение – порядка 40 страниц. Для того чтобы определить конституционно-правовое значение одного абзаца одной части одной статьи Гражданского процессуального кодекса РФ, а это два предложения, – мне пришлось написать 40 страниц. И не рискну утверждать, что выполнил свою часть работы исчерпывающим образом.
Один из разработчиков основного закона Сергей Шахрай (к нему можно по-разному относиться, но мне его образ видится больше позитивным) однажды сказал: «Мы приняли хорошую Конституцию, но она погибнет, если мы ее оставим без ангела-хранителя».
Конституционный суд – это и есть ангел-хранитель Конституции России. Но он не просто ангел-хранитель, он правогенерирующая инстанция; постоянно работая, он проникает в смысловое поле, смысловые глубины Конституции и дает нам все более развернутый, конкретизированный конституционный текст.
Приняв Конституцию, народ должен стараться (в том числе благодаря общественным институтам) приводить свою жизнь в соответствие с ее установлениями. Процесс этот обоюдный. Чем больше социальная действительность соотносится с конституционными требованиями, тем более конкретизированными и актуализированными становятся эти положения. Конституционный текст постоянно растет, отвечая на запросы государства и общества. И будет расти непрерывно, бесконечно, до тех пор пока будет жить народ, принявший эту Конституцию
Приняв Конституцию, народ должен стараться (в том числе благодаря общественным институтам) приводить свою жизнь в соответствие с ее установлениями. Процесс этот обоюдный. Чем больше социальная действительность соотносится с конституционными требованиями, тем более конкретизированными и актуализированными становятся эти положения. Конституционный текст постоянно растет, отвечая на запросы государства и общества. И будет расти непрерывно, бесконечно, до тех пор пока будет жить народ, принявший эту Конституцию. Жив в смысле своей национально-культурной идентичности, подлинности. Именно Конституция обеспечивает тот конституционно-духовный суверенитет, о котором говорил на 17-м Всемирном Русском Соборе патриарх Кирилл; та же мысль прозвучала и в приветствии Собору от Президента РФ.
ОБЕЗЬЯНА С ТАБЛИЧКОЙ «БУЙВОЛ»
– Порой ответственные лица берут закон и применяют его так, как им выгодно. Вспомните знаменитый казус с пострадавшими от наводнения на Дальнем Востоке. Было предписание, что при 75% изношенности или аварийности дома люди имеют право на получение жилья. По логике чиновника, при 74% износа люди жилья не получают. И тогда чиновники ничтоже сумняшеся пишут 74%… Этот абсурд «читается» интуитивно: поступать подобным образом нельзя, несправедливо, не по-человечески, заведомо неконституционно. Но поступают же, и совсем не редко. Противодействовать подобной практике также призван Конституционный суд.
Как получить хороший английский газон? Засеять его травой и поливать, стричь и поливать. И так 300 лет. В Англии и США, где существует традиция конституционной юстиции, там этот газон поливают и стригут 300 лет. А у нас – 20 лет. И вы хотите, чтобы все заработало? Двадцать лет для Конституции – это, наверное, детский возраст. Это такая «маленькая», симпатичная Конституция
Есть такое латинское выражение dura lex sed lex – «закон суров, но это закон». Но Конституционный суд вершит суд над законом и рассматривает, насколько тот или иной нормативный акт конституционен. Это значит найти право и показать его, извлечь из «упаковки» – закона или подзаконного акта. Найти и показать, что право на самом деле вот такое, а правоприменительная практика неверно интерпретирует содержание того или иного закона.
Существуют различные формы права: закон, указ президента, постановление правительства, судебное решение и т. д. А форма – это значит, что просто написано «право». Но, как говорил Козьма Прутков, «если на клетке слона написано «буйвол», не верь глазам своим». Задача ученого-конституционалиста как раз уметь показать, сидит ли в клетке на самом деле буйвол или там сидит обезьяна. Необходимо разграничивать право и закон. Сделать это совсем не просто. И каждый, в том числе ученый юрист, может здесь ошибиться. Не ошибается только Конституционный суд. Потому что так решила сама Конституция.
– С какими жалобами чаще всего обращаются в суд?
– Право традиционно делится на материальную и процессуальную сферы. Материальное право определяет права и обязанности лиц. Процессуальное право регламентирует порядок реализации и защиты этих прав, исполнения обязанностей. Большая часть обращений связана с сомнениями в конституционности именно процессуального права: уж очень важны представляющие его акты: Уголовно-процессуальный кодекс, Гражданско-процессуальный кодекс, Арбитражно-процессуальный кодекс и другие. Там, где регламентируются именно юрисдикционные, в том числе – судебные процедуры, процессуальные отношения. Часто люди недовольны не самим решением суда, а своими отношениями с судом: как его к этому суду привлекали или как его там «приняли», как шло расследование, как осуществлялось разбирательство по делу и рассмотрение по существу, как реагировал суд их на доводы и апелляции и так далее.
МАЛЕНЬКАЯ И СИМПАТИЧНАЯ КОНСТИТУЦИЯ
– Номинально решения Конституционного суда являются обязательными для исполнения всеми субъектами права, органами власти и должностными лицами. Их нельзя преодолеть или обойти. Законодатель должен внести соответствующие изменения в закон, для чего Конституционный суд даже устанавливает иногда конкретный срок. Суды всех уровней должны руководствоваться решениями Конституционного суда в первую очередь. Однако законодатель не несет юридической ответственности, если не исправит выявленные недостатки. А правоприменители, включая судей, могут сделать вид, что не поняли сути постановления или правовой позиции Конституционного суда (там действительно все не так просто). Вот в чем проблема.
Впрочем, повлиять на исполнение решений Конституционного суда могут и граждане, которые писали жалобы, и гражданские институты, политические объединения. Для этого гражданам нужно использовать свои конституционные права и конституционные ресурсы института политической ответственности власти. Если власть не исполняет решения Конституционного суда, то ей можно выразить свое недоверие соответствующим голосованием на выборах. СМИ также могут разъяснить народу ситуацию. Есть, как известно, еще Интернет, социальные сети.
Как показывает жизнь, наша правовая система далека от идеальной. Если вы обращаетесь в Конституционный суд и выигрываете дело, он не только делает вывод о надлежащем, правильном правовом подходе к решению всех аналогичных дел, но в отношении вас конкретно обязывает принять соответствующее решение, т.е. обеспечивает защиту ваших прав и интересов. На этой основе другие суды должны пересмотреть ваше дело и принять решение в вашу пользу. Но это только в отношении вас, хотя по всей стране могут быть сотни и тысячи пострадавших от таких же решений. Должна сложиться правоприменительная практика, и желательно все же, чтобы «откликнулся» законодатель: российские судьи ставят именно его установления превыше всего.
– Почему все так неоперативно?
– Где лучше играть в футбол – скажем, на английском газоне или на болотах? Когда люди играют на отличном газоне, там мяч легко катится по траве и можно показать свою технику и высокий класс игры. Тогда принимаемые решения легко воплощаются в действительность. Когда же мы играем в болоте, увязнув по колено, футболисты вроде понимают, что надо сделать, но мяч не летит, игроки спотыкаются и падают… Как получить хороший английский газон? Засеять его травой и поливать, стричь и поливать. И так 300 лет. В Англии и США, где существует традиция конституционной юстиции, там этот газон поливают и стригут 300 лет. А у нас – 20 лет. И вы хотите, чтобы все заработало? Двадцать лет для Конституции – это, наверное, детский возраст. Это такая «маленькая», симпатичная Конституция, которую не все принимают всерьез.
НОВЫХ ПОВОРОТОВ НЕ НАДО
– Правда ли, что все проблемы в обществе от того, что граждане не знают своих прав?
– Проблемы в обществе не от того, что человек не знает, какие у него права. Тем более что достоверно знать их содержание – совсем не просто. Достаточно, чтобы человек знал, что у него есть права в принципе, чтобы он был готов заявлять о себе как обладателе этих прав, то есть вступать в отношения конституционного правопользования – в том числе при поддержке адвокатов.
К сожалению, часто люди не знают, что означают их права и свободы. То же относится и к конституционным обязанностям. И если права человека конкретизируются в законодательстве (хотя для пользования ими это и не обязательно), то обязанности должны быть законодателем актуализированы.
Если заменить Конституцию, о чем, к сожалению, многие говорят, все это – непрочное еще сооружение – рухнет. Мы не Конституцию заменим, мы в очередной раз окажемся ни с чем. Та планета российского права, которая сформировалась в контексте бытия Конституции, станет ненужной, т.е. исчезнет. Придется все начинать с нуля. При том что у нас, может быть, уже не найдется сил и не будет возможности повторить эту дорогу. Тяжело повторять такие вещи. У российского народа много было в истории судьбоносных поворотов, которые он переживал с кровью и страданиями. И вряд ли этот поворот, если он сейчас случится, будет менее болезненным.
Например, существует конституционная обязанность каждого платить законно установленные налоги. Она актуализирована в Налоговом кодексе РФ. Именно в силу этого у налогоплательщика в конкретных ситуациях возникают конкретные обязанности по уплате налогов, за неисполнение которых он несет ответственность. Без законодательной актуализации принудить исполнять налоговую обязанность никого нельзя.
Конституционные права и обязанности тесно взаимосвязаны, «перетекают» друг в друга. С одной стороны, Конституция дает нам право свободно заниматься предпринимательской и иной экономической деятельностью, с другой – не допускает экономическую деятельность, направленную на монополизацию и недобросовестную конкуренцию. Из этого вытекает обязанность исключительно добросовестного правопользования в сфере экономической деятельности. Она актуализирована в антимонопольном законодательстве. Но, когда принималась Конституция, этих законов не было. Сейчас отмечается 20 лет Конституции, на основе которой у нас 20 лет создается правовая система: идет перманентная конкретизация конституционных прав и актуализация обязанностей.
Разумеется, и до принятия Конституции было развитое законодательство (преимущественно советское), которое обеспечивало нормативную регламентацию всех актуальных общественных отношений. Однако Конституция заложила совсем другой подход к отношениям по линии государство – общество – человек, и сразу все поменять в законодательстве было, конечно, невозможно.
Оно менялось постепенно. «Уважаемые граждане, уважаемая власть! – сказала Конституция. – Я родилась на свет Божий, я пришла на смену изжившей себя нормативной системе. Правовая реальность должна коренным образом измениться. Она должна соотноситься с моим текстом и быть производной от этого текста. Право – это я. Поскольку сейчас это не так, будем считать, что можно руководствоваться тем законодательством, которое было принято до меня, но при одном условии: пользоваться им можно только в такой мере, в какой оно мне не противоречит».
Это была очень сложная ситуация: определить искомую меру – трудно, а желающих сделать это – нашлось слишком много. Поэтому наследием 90-х и стали неконституционно проведенная приватизация, сращивание власти и капитала, экономических и политических элит, ресурсно-экспортная, недиверсифицированная экономика.
При этом конституционная реальность все-таки создавалась: пусть медленно, но неуклонно. Российское законодательство менялось противоречивым, часто спорадическим образом, но в целом основной тренд двадцатилетия – его конституционализация. Постепенно все более конституционно достоверным становится формат законодательного массива, все более наполнены конституционными смыслами его нормативные положения. И в связи с этим, пусть по чуть-чуть, но более упорядоченной и нормальной становится наша жизнь.
И если заменить Конституцию, о чем, к сожалению, многие говорят, все это – непрочное еще сооружение – рухнет. Мы не Конституцию заменим, мы в очередной раз окажемся ни с чем. Та планета российского права, которая сформировалась в контексте бытия Конституции, станет ненужной, т.е. исчезнет. Придется все начинать с нуля. При том что у нас, может быть, уже не найдется сил и не будет возможности повторить эту дорогу. Тяжело повторять такие вещи. У российского народа много было в истории судьбоносных поворотов, которые он переживал с кровью и страданиями. И вряд ли этот поворот, если он сейчас случится, будет менее болезненным.
НРАВСТВЕННОСТЬ ВЫШЕ ПРАВА
– У вас есть книга «Злоупотребление правом». Что это значит? Как вообще можно злоупотребить правом?
– К несчастью, легко. Например, вероятно, самое ценное право – это неотчуждаемое конституционное право на жизнь. А широко распространенные употребление наркотиков, злоупотребление спиртным, являются – в конституционно-правовом значении – формами злоупотребления этим правом. Мы должны исходить из того, что наша жизнь – это дар Божий, и – как право – она сопряжена с обязанностями, конституционным долгом. Точно так же она принадлежит нашим родным и близким, которые, наверное, будут страдать от того, что нам плохо.
– А это разве не понятия этики и морали?
– Давайте прочитаем преамбулу – это часть Конституции, она имеет такое же правогенерирующее и правоустанавливающее значение, как и весь конституционный текст. Здесь говорится, что Конституцию принимает «…российский народ, соединенный общей судьбой на своей земле, сохраняя исторически сложившееся государственное единство, исходя из общепризнанных принципов равноправия, чтя память предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в добро и справедливость, исходя из ответственности за свою Родину перед нынешним и будущими поколениями…» Вера в добро и справедливость, ответственность перед будущим – это конституционные принципы, конституционное должное, от которого нельзя отмахнуться ради собственного, к тому же – иллюзорного благополучия, удовольствия.
О требованиях такого рода нельзя сказать примитивно-конкретным или нормативно исчерпывающим образом. Тогда это будет надругательством над здравым смыслом, над человеком, над Божьим замыслом. Человек наделен разумом и свободной волей. И Конституция воспринимает его именно таким. Она не стремится подавить его или унизить. Она «понимает», что человек может использовать свою свободу по-разному. Можно быть осознанно законопослушным и выстраивать свою жизненную стратегию как правомерную, а можно уйти в открытую оппозицию к закону, начать совершать правонарушения, преступления. Это два крайних пути. Но есть между ними еще один и очень социально опасный путь: формально законного, но – неконституционного, социально-индифферентного, эгоцентрического позиционирования. Конституция же исходит из принципов нравственности, солидарности, веры в добро и справедливость, а следовательно – и недопустимости злоупотребления правом.
Нравственное – синоним конституционного, и наоборот. С одной стороны, конституционные правовые нормы генетически соотнесены с духовно-религиозной, культурной традицией народной жизни. С другой – Конституция закрепила нравственность как ценность в своем тексте. Конституционные ценности нормативны. Поэтому нравственность в России не этическая только, но и юридическая категория, она – элемент конституционного должного.
Нравственность указана в Конституции в числе тех ценностей, ради обеспечения которых могут быть ограничены права человека. Вот мы говорим: «Права человека, права человека», в грудь себя бьем, выскакиваем из машины с битами или даже известным жестом «ограничиваемся», а на самом деле нравственность – выше прав человека, по Конституции. Так же как справедливость, добросовестность, здоровье, милосердие, общее благо, безопасность.
Права человека не индульгенция вседозволенности в отсутствии формальных запретов. Злоупотребление правом – это когда человек пользуется своими правами ненадлежащим образом: без учета наиболее общих и наиболее значимых конституционных установлений и требований. Когда формально у вас есть какое-то право, и вы добиваетесь его реализации, вопреки любым «внешним» аргументам и доводам, в том числе нарушая права и свободы других лиц. Хотя, еще раз подчеркну, закон вы при этом не нарушаете.
Злоупотреблять правом могут и частные, и публичные лица. К сожалению, делают они это сплошь и рядом. На мой взгляд, это одна из тех угроз, которые могут подорвать движение к реальному конституционализму не только в России, но и в мире, привести к девальвации права. Тревожная и растущая тенденция. Мир все больше заполняется людьми, которые исходят из совершенно неправильного, искаженного представления и о правах человека, и о своей личностной автономии.
Если я вам скажу, что проституция – это злоупотребление правом, вы можете со мной не согласиться, потому что у нас существует административно-правовая ответственность за проституцию, и, следственно, это правонарушение. Но во многих развитых демократиях проституция легализована. Полагаю, и в России рано или поздно будет такой порядок. Не стоит обманывать себя, надеясь победить это явление административными запретами, рейдами и рапортами. Тем более что подобные практики, в свою очередь, сопряжены с публично-властными злоупотреблениями.
Можно быть осознанно законопослушным и выстраивать свою жизненную стратегию как правомерную, а можно уйти в открытую оппозицию к закону, начать совершать правонарушения, преступления. Это два крайних пути. Но есть между ними еще один и очень социально опасный путь: формально законного, но – неконституционного, социально-индифферентного, эгоцентрического позиционирования. Конституция же исходит из принципов нравственности, солидарности, веры в добро и справедливость, а следовательно – и недопустимости злоупотребления правом.
Проституция действительно попирает основы русской духовной культуры и нравственности, но при этом каждый человек имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Также он имеет право свободно выбирать формы экономической самореализации, и если его мораль позволяет ему торговать своим телом и получать от этого возможность комфортной жизни, то почему административный закон карает его? Другое дело – сутенерство, организация притонов или даже реклама проституции. Здесь – прямое посягательство на общественные интересы, конституционные ценности, права и свободы других лиц. Здесь запреты необходимы.
Когда проституция будет легализована и признана тем, чем и является, по сути, злоупотреблением правом, тогда и появится возможность эффективно противодействовать ей в условиях верховенства права. Чего на Западе, кстати, избегают, потому что там уже другая религиозно-нравственная ситуация. Конституция обязывает противодействовать злоупотреблениям правом посредством отказа в юридической поддержке и признании, защите соответствующих притязаний. При правильно выстроенной правовой политике это явление можно будет сравнительно легко искоренить, во всяком случае, в его наиболее одиозных и общественно вредных формах. Легальность обернется абсурдной изнанкой для тех, кто захочет подать иск о ненадлежащем качестве оказанных услуг или потребует исполнения обязательств по договору.
Другой пример – российское законодательство разрешило суррогатное материнство. Какой комплекс морально-этических проблем узлом завязывается на этой площадке! Нельзя в полной мере обеспечить защиту интересов людей, которые сталкиваются в этой фундаментальной оппозиции. Суррогатную мать никто не может обязать отдать того ребенка, которого она выносила. Это нарушает права человека. Если мы ее не обяжем, то люди, также «ожидающие» этого ребенка, не могут быть ни в чем уверены. Потому что ситуация эта в принципе неконституционна и является моделью нравственно порочного согласованного («встречного») злоупотреблением правом.
КВАНТОВО-ВОЛНОВАЯ ПРИРОДА КОНСТИТУЦИИ
– Современное конституционное право составлено не из параграфов, не из «кирпичиков», которыми издавна называли нормы. Оно имеет природу, соотносимую со структурой физической реальности. Это квантово-волновая природа. Нормы права, к которым мы чаще всего формально адресуемся, – это только кирпичики, вынутые из этой стены, и сами по себе ничего не дают. Потому что стена не живая, а право – живое, оно квантово-волновое. Его поле составлено из конституционных принципов, ценностей, целей. И когда мы злоупотребляем правом, то мы тянемся к норме – кирпичику, вооружаемся им и кричим: «Это мое, я этого хочу, это не запрещено». Тем самым мы разрушаем целостную структуру права. Стена может рухнуть и погребет нас под завалами.
Недобросовестность – еще один признак неконституционности. Недобросовестность исключается в бизнесе, но это требование является общим для все сфер жизни и практик. Недобросовестность запрещается не формальным образом, а конституционно. То есть если конкретно не написано, что в этой ситуации надо поступать добросовестно, все равно нужно поступать добросовестно. Например, исходя из приоритета принципов солидарности поколений или социального партнерства. В высказываниях на эту тему близко сходятся позиции патриарха Кирилла и председателя Конституционного суда Валерия Зорькина. У нас много пагубного, деструктивного, эгоистического в системе социальных отношений именно потому, что многие не признают солидарность как принцип.
Хотя правовое пенсионное обеспечение, например, решающим образом построено на принципе солидарности. Мы отчисляем деньги в Пенсионный фонд, исходя из того, что когда придет наше время – в бюджете будут средства, и молодежь также будет финансировать нашу достойную старость. Иначе в эпоху экономических флуктуаций ничего не получится. Накопительная же часть пенсии, к сожалению, скорее миф.
Природа пенсионных платежей раскрывается только в контексте конституционных обязанностей. Уклонение от таких обязанностей вновь отсылает нас к фабуле злоупотреблений правом. Здесь, как и при уплате налогов, процветают разнообразные схемы минимизации отчислений. Многие юристы взахлеб утверждают, что все, кто этим занимается, действуют в своем праве. Но есть тонкая грань: либо вы остаетесь в рамках конституционной добросовестности, солидарности, честности, либо выходите из этих рамок, ищите лазейки в законе, придавая законоположениям такой смысл, который в них не заложен. Не может быть заложен в силу наличия Конституции и ее прямого действия.
Есть еще репродуктивные солидарные обязательства. Недавно со студентами мы говорили о том, как в продвинутой молодежной среде набирает популярность слоган I’m free of child. Я задал вопрос, может ли право реагировать на тенденции такого рода. И что вы думаете, они отвечают? «Каждый человек вправе сам решать, заниматься ему деторождением или строить карьеру. Никто никому ничего навязывать не может». Да, обязать к этому нельзя. Но конституционно-правовая политика должна противостоять угрозе депопуляции. Деторождение – это конституционная демографическая обязанность. Если человек здоров, он не должен от нее отказываться. Если отказывается – не может рассчитывать, что право не учтет этого обстоятельства. Вспомним преамбулу Конституции: если мы живем исключительно собой и одним сегодняшним днем, мы живем неконституционно…
Часть II «Поэмы о Конституции» читайте в следующем выпуске «Каравана».
Дмитрий КОЧЕТКОВ, Любовь КУКУШКИНА
0
