Часть II. Двойники, антиподы и резонеры основного закона страны
Продолжение. Часть I смотрите в прошлом номере “Каравана”. У личности Владимира КРУССА две ипостаси. Он поэт, автор трех стихотворных сборников, лауреат литературной премии им. М.Е. Салтыкова-Щедрина и юрист, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой теории права ТвГУ. Ко всему прочему, он конституционалист – человек, областью научных интересов которого является Конституция Российской Федерации. О ней он может говорить часами и нараспев – словно это не юридический документ, а поэма, отражающая дух и чаяния русского народа
КОНСТИТУЦИЯ И МАЯТНИК
Один из актуальных примеров злоупотребления правом – сутяжничество, которым заражены едва ли не все общественные слои. Почти не существует дел, споров, которые находили бы свое окончательное разрешение в судах первой инстанции. Практически все решения обжалуются: апелляции, кассации, повторное рассмотрение… С обеих сторон – активная юридическая поддержка. Поддержка не права, а позиции, притязания, требования. Люди, часто прекрасно зная, что они не правы, маршируют по судебным коридорам до последнего тупика. За чей счет они это делают? Установлена, разумеется, государственная пошлина. Только вряд ли эти средства покрывают финансовые издержки непрерывного функционирования гигантского механизма, сложнейшего судебного комплекса! Демократия по определению дорогое социальное предприятие, но элементарная совестливость позволила бы в разы сократить подобные, в конечном счете – общенародные издержки.
Конечно, и российское правосудие далеко небезупречно. Реформа судебной власти вызывает массу вопросов. Судья Конституционного суда в отставке, человек, которого я считаю своим учителем, Борис Сафарович Эбзеев, на одной из недавних юбилейных конференций в Москве сказал: «Многие российские судьи за последние 20 лет обрели окончательную независимость от совести и здравого смысла». Смелые и горькие слова. Можно найти массу примеров, подтверждающих их справедливость. Но и это ни в коей мере не оправдывает эпидемии беспринципного сутяжничества. Получается, у нас вообще нет неправых, каким бы ни был спор, как и виноватых, хотя причиненный вред налицо.
– Почему сегодня возник этот тренд?
– За счет поверхностного и ложного, в значительной степени промодулированного архетипами западноевропейского антропоцентризма и индивидуализма «я-чения», возведенного в абсолют. Кто-то скажет, что это несоизмеримо, но я убежден, что глубинным образом это очень близкие вещи – когда школьник в США или московский юрист в офисе начинают стрелять по одноклассникам или сослуживцам, полагая себя смертельно обиженными на весь мир и глубоко оскорбленными в достоинстве, – и когда вполне еще «мирный» человек уповает на суд как на решающее средство утверждения своей «личностной» автономии и высшей – по отношению к окружающим – ценности. С такой «высоты» ему, разумеется, глубоко наплевать и на то, как его активность скажется на качестве работы судебной системы… Ведь суды завалены делами. И главное (хотелось бы оказаться неправым), но, кажется, у многих судей уже сложилось предубеждение против всех, кто к ним приходит за правосудием. К сожалению, современное гражданское общество эпидемией сутяжничества провоцирует такую нелюбовь судей.
Поэзия воплощает сакральные, глубинные, архетипические смыслы. Тексты поэтические так же необходимы, чтобы народ мог заявить о своей идентичности, как и тексты религиозные, а в наше время – и конституционные. По значению для консолидированной здоровой, витальной будущности российского народа Конституция, на мой взгляд, имеет не меньшую ценность и значимость, чем тексты Александра Сергеевича Пушкина или Федора Михайловича Достоевского для сохранения русской культурной традиции, чем тексты Евангелия для православной традиции
Есть масса анекдотов на эту тему. Судья спрашивает: «Подсудимый, вы на предварительном следствии дали изобличающие показания, написали явку с повинной, а теперь от всего отказываетесь… Как же так?» – «Ваша честь, мой адвокат убедил меня в том, что я невиновен».
Это смешно, но это не смешно. Посмотрите, какие интервью дают адвокаты. Кого бы ни судили, какая бы ни была база изобличающих доказательств, стоит красивый, хорошо упакованный адвокат и с чувством исполненного долга и снисходительной радости говорит, что да, безусловно, мы будем все это обжаловать и во всех инстанциях. Институт адвокатуры – важнейшая гарантия обеспечения прав человека и верховенства права. Но когда все адвокаты так поступают, это не может быть нормально.
У многих есть иллюзия, что Конституция дает абсолютную свободу в том, что не запрещено. Можно объяснить это теорией маятника. Мы более 70 лет находились в состоянии бесправия, незащищенности от государственного произвола, привыкли уповать на снисходительность и милость власти – и когда вдруг пришла свобода, в таком, как показалось нам, неограниченном формате, маятник отлетел в другую сторону.
КОНСТИТУЦИЯ И ИДЕОЛОГИЯ
– С чем связана общая тенденция злоупотребления правом? С отсутствием идеологии?
– Когда говорят об отсутствии идеологии, это, безусловно, связано с неконституционным правопониманием. Особенно в России, где та или иная идеология всегда была доминантой. При советской власти была социоцентристская идеология, призванная обеспечить построение коммунизма и, соответственно, «отмирание» права. До этого, в царской России, кстати сказать, существовала мощная наука конституционного права. Россия в 1917 году, в канун событий Февральской революции, вплотную подошла к идее о построения правового государства. В октябре 1917 года, когда рабочие и матросы захватывали мосты, заряжали пушку «Авроры», в типографии Санкт-Петербурга печатался труд Павла Новгородцева об общественном правовом идеале, в котором как раз обосновывалась возможность построения правового государства в стране. Но победило не право – победила идеология классовой борьбы.
Это очень близкие вещи – когда школьник в США или московский юрист в офисе начинают стрелять по одноклассникам или сослуживцам, полагая себя смертельно обиженными на весь мир и глубоко оскорбленными в достоинстве, – и когда вполне еще «мирный» человек уповает на суд как на решающее средство утверждения своей «личностной» автономии и высшей – по отношению к окружающим – ценности. С такой «высоты» ему, разумеется, глубоко наплевать и на то, как его активность скажется на качестве работы судебной системы… Ведь суды завалены делами
И это не случайно, что «победившая» идеология тут же стала уничтожать своих идейных оппонентов. Победившие революционные силы первым делом запретили Церковь – точно так же они убивали ученых-конституционалистов. Есть целый мортиролог погибших в первые месяцы советской власти выдающихся российских ученых-конституционалистов, членов думской конституционно-демократической партии. Их убивали дома, в служебных помещениях, даже в больницах. В них резонно видели альтернативу не идеологического, а правового варианта развития страны. Слово «кадет» – конституционный демократ – стало синонимом контрреволюционера.
Сейчас Конституция запрещает установление какой-либо идеологии в качестве государственной. Но при этом сама Конституция вполне может быть понята как определенный общенародный идеологический проект, потому что мы исходим из цели построения конституционно-правового государства. В этом смысле это тоже идеология – идеология верховенства права, веры в идеалы добра и справедливости.
КОНСТИТУЦИЯ И РАЙ НА ЗЕМЛЕ
– Получается, что если бы все следовали Конституции, то было бы всем счастье и «никто бы не ушел обиженным»…
– Не хотелось бы сбиваться на такого рода филиппики, к тому же этого никогда не будет. Конституционная реальность – недостижимый идеал, тот вектор, которого надо всегда придерживаться.
Вместе с тем есть такое понятие, как инвариантность конституционных решений. Вспомним, например, что сначала глав субъектов Российской Федерации избирали всенародным голосованием, потом ввели сложно-алгоритмированную процедуру, при которой решающая роль оставалась за главой государства, потом вновь внесли изменения, направленные на демократические подвижки в этой области. И сейчас мы опять начинаем избирать губернаторов.
Казалось бы, здесь есть нечто, изобличающее непродуманность политических стратегий, какие-то закулисные махинации. На самом деле Конституционный суд показал конституционность и первого варианта, и второго. Это называется инвариантностью конституционных решений. Потому что в Конституции прямо не написано, нужно ли избирать глав субъектов Российской Федерации или назначать их указом президента.
Конституция дает возможность выбора – в том числе тех решений, которые кому-то кажутся взаимоисключающими. Тем более что для власти с конституционно-правовой точки зрения гораздо важнее не то, как она устроена, а как функционирует, за что и несет ответственность.
ПУШКИН И КОНСТИТУЦИЯ
– При общении с вами складывается впечатление, что Конституция – это сакральный текст, такой же, как Библия…
– Судья Конституционного суда Гадис Гаджиев на одной из конференций осмелился сказать, что в каком-то смысле нужно относиться к Конституции как к юридической Библии. Нет, мы не должны принимать Конституцию как евангелический текст, мол, это нечто, что является истиной и дорогой к благой и высшей жизни… Но для конституционно-правовой реальности Конституция действительно сродни Библии. Ничто не может поставит ь под сомнение юридическую значимость сформулированных в Конституции положений. Мы все чаще на уровне научного сообщества начинаем говорить о том, что именно так нужно подходить к Конституции – как к нормативно-сакральному тексту. Тогда, если заниматься правовым просветительством, многие негативные социальные тренды могут быть приглушены и станут не так болезненны.
Недавно Ганис Гаджиев написал книгу о своем общении с известным поэтом Расулом Гамзатовым и назвал ее знаете как? «Конституция дагестанцев». Творческий путь Гамзатова, его тексты интерпретируются как Конституция дагестанского народа. Потому что поэзия воплощает сакральные, глубинные, архетипические смыслы. Тексты поэтические также необходимы, чтобы народ мог заявить о своей идентичности, как и тексты религиозные, а в наше время – и конституционные.
По значению для консолидированной здоровой, витальной будущности российского народа Конституция, на мой взгляд, имеет не меньшую ценность и значимость, чем тексты Александра Сергеевича Пушкина или Федора Михайловича Достоевского для сохранения русской культурной традиции, чем тексты Евангелия для православной традиции.
Просто у нас никогда не было права. До начала XX века мы развивались путем, который нашел отражение в официальной формуле «Православие. Самодержавие. Народность». Это глубоко патриотичная формула, но места для права в ней нет. Сейчас, в глобальных реалиях, российское государство и народ не могут отказаться от права. Конституция не позволит никому, в том числе народу, стать выше себя. Народ может отказаться от Конституции, но он не может стать выше Конституции. Если народ решит – в рамках данных ему Конституцией демократических возможностей – эту Конституцию сменить, это не значит, что он станет выше ее. Но без Конституции, принципа верховенства права и прав человека представить современные развитые сообщества, народы невозможно.
КОНСТИТУЦИЯ И РУССКАЯ ЗЕМЛЯ
– Если подобрать метафору для Конституции, что это?
– В русской культурной традиции есть такое понятие, которое нигде больше, наверное, и не встречается. Это «земля». Когда у нас зарождалась русская государственность, тогда ведь не было консолидированной и отчетливо оформленной государственной системы. Это была Гардарика, страна городов, удельные княжества. Были войны, усобицы, смуты, раздоры. Потом начинают вызревать сильные центры – мы хорошо знаем историю Тверского, затем Московского княжеств. Но понятие «земля» возникло в X-XI веках в качестве концептуализирующего понятия. Оно было обыденным, но одновременно неисчерпаемым по глубине и консолидирующим по своей мощи.
В «Слове о полку Игореве читаем: «О, русская земля! Ты за холмом!» Что имеется в виду? Не конкретное княжество и не отдельные враждующие княжества – а именно земля.
Есть целый мортиролог погибших в первые месяцы советской власти выдающихся российских ученых-конституционалистов, членов думской конституционно-демократической партии. Их убивали дома, в служебных помещениях, даже в больницах. В них резонно видели альтернативу не идеологического, а правового варианта развития страны
Когда мы говорим о единстве правовой системы, мы так же исходим из того, что это единство очень многообразно. И в праве существует множество номенклатурных институций, отраслевых делений, нечто такое мозаичное. Но при этом оно должно быть одним и тем же. Муниципальное, таможенное, гражданское, уголовное – может сложиться впечатление, что существует действительно множество таких прав, что мы имеем дело с неким лоскутным одеялом. Однако в конечном счете право всегда едино. И это единство как раз обеспечивается Конституцией.
Конституцию можно сравнить с почвой. Мы на этой земле можем сажать все что угодно. У нас тут может вырасти и капуста, и картошка, иногда и пальмы могут прижиться – есть же понятие рецепции, заимствования правовых институтов. Но это будет всегда то, что получило свою жизненную энергию из одной и той же почвы. А то, что останется чужим, – не приживется. Земля, как и Конституция, – основа жизни российского народа.
СТИХИ И ПРОЗА
– Право зародилось в устной, творческой, в том числе поэтической традиции. По словам Платона – в виде песен, дарованных богами. Первые тексты, которые дают представление о принципах нормативно упорядоченной жизни, также поэтические. Это «Илиада» Гомера и «Труды и дни» Гесиода. Известный реформатор Солон написал свои законы стихами.
Переходя к нашей истории, упомянем только о том, что в поэтической форме изложены дошедшие до нас фрагменты древнейшего Закона Русского X века, а на юридическом факультете Московского университета учились Александр Блок и Владислав Ходасевич.
Вне культурной традиции права не существует, так же как не существует и культурной традиции без художественного измерения, поэтому они должны пересекаться. Мы, конституционалисты, шутим между собой, что любовь – это тоже конституционно-правовая категория.
Редакция публикует стихотворение Владимира Крусса, посвященное С.А. Авакьяну – профессору, заведующему кафедрой конституционного и муниципального права МГУ им. М.В. Ломоносова. В тексте также упоминается Л.Д. Воеводин (1922–1998) – видный советский российский конституционалист, профессор кафедры конституционного и муниципального права МГУ им. М.В. Ломоносова.
Не молодыми, но и не старыми
Сквозь вечерний и утренний свет
По аллее, усыпанной яблоками,
Мы придем в Университет.
Где, смеясь над сухими истинами,
Бродит блоковская весна
И живет на паях с юристами
Заповедная вера одна:
Конституция – это яблоневый
Нестареющий сад страны;
Воеводины и авакьяновы
Его сводные кроны нужны,
Чтобы всем вопреки указаниям
Молодой наливался груз
Красно-белыми по призванию,
Кисло-солнечными на вкус;
И потом – в кураже пристрастия –
Примеряясь не в бровь, а в глаз,
С хрустом радостного участья, –
Кто-то мог попробовать нас,
Утверждая – в Москве ли, в Питере –
Возрожденное право людей:
Проверять правоту правителей
Правдой наших учителей!..
Есть свобода в краях безвизовых!
Только дело совсем не в ней.
Много званых, да мало призванных,
И от этого мы – сильней.
Дмитрий КОЧЕТКОВ, Любовь КУКУШКИНА
0
