Главврач областной больницы – о зарплатах, вертолетах и турникетах
Сергей Козлов, главный врач областной больницы, – герой идеальный, лакированный. Местная пресса пишет о нем с придыханием: талантливый хирург, эффективный менеджер, честный депутат. «Караван+Я» побеседовал с Сергеем Евгеньевичем и подтверждает: все это чистая правда. Ну, или почти все.
«Я ГОВОРЮ ТИХО, А ЛЮДИ ТРЯСУТСЯ»
Небольшой светлый кабинет. В углу висит фото с премьером Медведевым.
У Сергея Козлова халат с иголочки, ровный голос и бесстрастное лицо, похожее на закрытую умную книгу. Доктор задержался на час: он делал обход. За это время его в приемной домогалась, наверное, сотня человек.
– Сергей Евгеньевич, как вы стали врачом?
– Совершенно случайно. Просто подумал: дай-ка пойду в медицину. Поэтому на 1-м курсе я занимался, может, не очень хорошо. А потом профессия меня захватила: второкурсником я уже работал в местной «травме».
– Зачем вы так рано пошли работать? Ради денег?
– Какие деньги? Платили 30 рублей. Правда, на эту сумму можно было месяц прожить, но я просто изучал свою профессию. Был ночным регистратором, пьяных успокаивал. А еще занимался тем, что мне интересно: зашивал раны, вправлял вывихи. Скоро я понял, что это мое. Стал лучше учиться, появилась цель в жизни – стать хорошим врачом.
– Вы помните своего первого пациента?
– Да. Еще учась на 4-м курсе, я вырезал аппендицит. Это было в железнодорожной больнице, мне помогал знаменитый хирург Шабанов. Руки тряслись, конечно, но все прошло благополучно. После учебы меня распределили в Торжокскую ЦРБ, в отделение экстренной хирургии. Там я четыре года работал хирургом. Мы пахали сутками, неделями не вылезали из больницы. Но мне все это безумно нравилось. Я бы остался в Торжке, но там не предоставляли жилье. А в Твери была квартира.
– Что вам дала работа «на районе»?
– Это была очень серьезная школа. Вообще, хирурги, которые получают опыт в ЦРБ, на голову выше свои коллег, начинающих в крупных городских больницах. Я всегда своим студентам советую ехать в район, хлебнуть той жизни, стать более самостоятельными. Сейчас почти все остаются в городе и долго находятся в больнице «на подхвате». А я уже через год работы делал серьезные операции: на желудке, на желчных путях.
– Есть стереотип, что хирург должен быть жестким и циничным, что сама работа формирует такой характер. Это правда?
– Если хирург не умеет сопереживать чужой боли, то это плохой хирург и плохой врач.
Хотя видеть смерть, конечно, тяжело. Наша профессия съедает человека. Американские ученые провели исследование из врачей, кто меньше всех живет. Оказалось, что анестезиологи и хирурги – в их работе максимум сопереживания и экстремальных ситуаций. Даже если у тебя идеальное здоровье – после 30 появится гипертония.
– Став главным врачом, вы продолжаете оперировать?
– Хирург – это моя профессия, у меня 28 лет хирургического стажа. Я занимаюсь хирургией щитовидной железы и рака желудка. А главврач – это моя должность. Я не считаю себя профессиональным организатором здравоохранения. Вообще, среди главврачей больше практиков, чем рафинированных организаторов. Это хорошо: профессионал в медицине более ценен, чем какой-то менеджер-экономист.
Если с утра есть операция, я иду туда. А организационную работу планирую ближе к вечеру. Стараюсь успевать все: по крайней мере, каждую неделю пару раз ходить в операционную.
– К главврачу ломится куча народа. Вы всех выслушиваете?
– Да, у меня дверь не закрывается – здесь всегда толпа. Когда сам не справляюсь, переключаю их на замов. Не один ведь главврач управляет своей больницей, мы работаем в команде.
– Вы сами создали команду в ОКБ?
– Часть уже была здесь, часть со мной пришла из 4-й больницы, которую я до этого возглавлял. Ко мне по жизни притягиваются хорошие, надежные люди. Иногда возникают разногласия, и сотрудники уходят – это редко, но бывает. Все-таки я очень строгий руководитель. Требую порядка и четкого выполнения поручений.
– Вам можно возражать?
– Если человек докажет мою неправоту, я не буду его ломать, зачем? Случайных требований я не выдвигаю. Лишь то, что люди сами должны делать.
– Вы часто кричите?
– Нет, – он удивленно поднимает бровь. – Часто я говорю тихо, а люди трясутся. Они знают, что я к каждому найду свой подход. Одному скажешь, что он плохой, и это подействует. А другому хоть 10 раз говори – толку не будет. Тогда ищешь уже другой вариант. Конечно, все в рамках закона. Закон я никогда не преступаю.
– То есть вы законопослушный.
– «Послушный» – это слово не для руководителя, – поводит он плечом. – Оно для обывателя. Обыватель должен быть законопослушный, а руководитель – законотребовательным.
Мы, руководители, выделяемся из толпы. Нами какая-то движет сила. А обыватели плывут по течению, и они должны слушаться.
– Вы считаете себя правильным человеком?
– Каждый человек считает себя правильным…
– Есть те, кто активно борется со своими недостатками…
– У меня недостатков полно, но они меня устраивают. Главное, что я живу в гармонии с собой. Я стараюсь и в людях исправлять лишь те минусы, которые мешают работе. Человек без недостатков – это какой-то робот, а не человек.
– А у вас какие недостатки?
– Не хочу о них говорить. Самое главное, что я человек честный, справедливый и неподлый. Не могу я подлость совершить. За это я себя бы возненавидел.
«В РОССИИ НЕТ БЕСПЛАТНОЙ МЕДИЦИНЫ»
– По какой схеме функционирует ОКБ? Как она себя обеспечивает?
– Больницу финансирует государство. Мы выполняем госзаказ – тот норматив стационарной и амбулаторной помощи, который нам будет оплачен через страховые компании. Сколько людей пролечим, столько денег и получим. Конечно, я борюсь и с фондом медицинского страхования, и с минздравом, чтобы госзаказ нам увеличили. Необходимо вылечить всех, кому нужна помощь, и еще выдать зарплату сотрудникам. Может, я кому-то неудобен. Но я отстаиваю интересы больницы и всего коллектива – это больше 1500 человек. В стационаре мы обслуживаем 25000 человек в год и около 150000 амбулаторно.
– Сколько реально сегодня получают тверские врачи?
– Зарплата сейчас неплохая. Мы выполняем майские указы президента Путина и соблюдаем дорожную карту. Хотя оклад всего 6 тысяч рублей, но есть стимулирующие надбавки. Сотрудники берут ночные дежурства, дополнительную работу. В итоге у врачей выходит около 30 тысяч рублей, у медсестер – 22 тысячи. По сравнению с другими больницами это хорошо. Но все равно недостаточно – хотелось бы, чтобы средняя зарплата была не 30, а 40 тысяч.
– Считается, что медицина в России бесплатная. Это так?
– Это заблуждение. Люди должны понимать, что если медицина бесплатна для них, за нее все равно кто-то платит. Дармовая медицина закончилась вместе с СССР.
Ваш полис оплачивает страховая компания, а туда делает отчисления работодатель. Если полиса нет, пациент платит сам. Экстренную помощь финансирует государство. Часть контингента у нас обслуживается по договору – например, правоохранительные ведомства. За незастрахованных лиц, за бомжей, платит бюджет.
– А вам часто приходится лечить бомжей?
– В ОКБ мы оказываем специализированную помощь, а бомжей привозят чаще в городские больницы. Там такие страсти кипят! Представьте, вы с детьми в приемном отделении, а рядом бомж со вшами. На мой взгляд, раз уж общество расслоилось, для деклассированных элементов должны быть свои больницы. Либо, как в былые времена, их надо принудительно лечить в ЛТП.
«МОЛОДЫЕ ВРАЧИ ДОЛЖНЫ ВЕРНУТЬ ДОЛГ»
– Сейчас все трубят о проблеме оптимизации, в том числе в медицине. В районных больницах сокращаются койки и целые отделения. Как вы к этому относитесь?
– Оптимизация – это не сокращение койко-мест, а соотнесение их с реальным числом больных. Если людей в Тверской области становится меньше, то и число коек должно соответствовать. Койки в ЦРБ сейчас заняты не больными, а людьми, лежащими по социальным показаниям: бомжи, одинокие старушки. Их кормят, за ними ухаживают.
Закрывать сельскую больницу, если ближайшая ЦРБ в 30 км, неправильно. Но можно сделать не 100 коек, а 20. Содержать лишние койки в больнице – это тоже не по-государственному, бесхозяйственно.
На самом деле главная проблема в районах – это не оптимизация, а нехватка кадров! Там некому лечить, некому делать наркоз. Мне приходится отправлять анестезиолога, например, в Старицу или принимать этого пациента здесь.
– И какой выход?
– Надо заставлять врачей отрабатывать деньги, которые государство потратило на их обучение. Если студент учился за свой счет – пусть идет куда хочет. Но если на деньги государства, пусть вернет долг: отработает в районе хотя бы три-четыре года. Почему мы все ездили работать по распределению? Тогда в ЦРБ не было хорошего оборудования и столько денег не вливали в медицину. Зато во всех районах были врачи, там жить было безопасно. А сейчас катастрофа кадров дошла до предела. Стоят дорогущие аппараты, есть реанимобили, а работать на них некому. Опытные врачи уходят из ЦРБ, молодые туда не спешат. Я по своим студентам вижу: они приезжают из районов и снимают здесь квартиры, любым способом цепляются за Тверь.
– Но в районах качество жизни хуже… Там некуда сходить вечером.
– Извините, я в 1986 году поехал в Торжок, а мои коллеги кто в Сандово, кто в Сонково, кто в Красный Холм. Там не было возможности развиваться духовно, не было комфорта, после 20.00 жизнь замирала. Но мы выполняли свой долг перед страной.
Сейчас все говорят о правах человека, о правах студентов, которые за счет государства получили образование… А где права пациентов из районов? Почему мы оставляем их без медицинской помощи?
Кадровая проблема затмила все остальные. Когда от нехватки кадров на работу в больницах берут таджиков, узбеков, я сомневаюсь в их компетентности. Эту проблему можно решить только волевым решением сверху – снова вернуть систему распределения.
Многие с моего выпуска трудятся в районах и сейчас. Кто-то там создал семью и живет счастливо. Если бы мне дали квартиру в Торжке, и я бы там остался. Был бы сейчас главным врачом в Торжокской ЦРБ.
– Но здесь у вас все удачнее сложилось…
– Я не карьерист. Мне, честно говоря, и там было бы хорошо, – пожимает плечами Козлов. – Я не добивался места главврача областной больницы. И не стремился руководить 4-й. Просто так складывалась жизнь.
– А депутатом Тверской городской думы вы тоже стали случайно?
– Да. Мой друг детства, журналист, сказал: давай попробуем сделать тебя депутатом. Ну, давай. Но специально я к этому не стремился. А потом в администрации города какие-то мои качества заметили, предложили руководить 4-й больницей, потом – областной. Я хирургом отработал 20 лет и работал бы дальше. Это проще, чем быть главврачом. На этом месте степень ответственности гнетет. Промахи я переживаю очень тяжело.
– А в чем плюсы работы главврача?
Он задумывается:
– Простой врач лечит одного человека, а результаты нашей работы видны всем. Если в больнице что-то меняется к лучшему, это приносит удовольствие. Мы, например, сделали ремонт примерно в половине отделений из 50. Область выделяет нам деньги, грех жаловаться. Государство дает нам возможность участвовать в федеральных программах. Так что мы доим все бюджеты, которые можем.
«БЕЗ ТУРНИКЕТОВ БЫЛ БАЗАР-ВОКЗАЛ»
– Какова ситуация в конкретных структурах ОКБ? Говорят, что в отделении гемодиализа сильная перегрузка: люди не ждут, пока кто-то умрет, чтобы занять его место… А новый диализный центр все не достроят.
– Это злопыхательство. Наше диализное отделение действительно работает с большой перегрузкой – в четыре смены, круглосуточно. А норма – две смены. Конечно, изнашивается оборудование, перегружен персонал. Так что центр нам необходим как воздух. Сложно пациентам приезжать на диализ ночью. Тем не менее все, кому нужна помощь, ее получают. Люди приспосабливаются, по 20 лет живут на искусственной почке. Если кто умирает, то не от нехватки оборудования. Просто диализные процедуры не могут полностью заменить почки.
В перспективе в Твери должны открыться операции по пересадке почки. А в этом году мы уже начали делать операции на открытом сердце. Так что больница действительно развивается, оснащается. Это не пустые слова. Другое дело, что в остальных медучреждениях все не так позитивно.
– Часто ли в ОКБ используют санитарную авиацию?
– У нас есть вертолет, который летает около 100 часов в год, почти каждый день. Он базируется в аэропорту Змеево, а здесь, на площадке, «выгружает» пациентов. Такой вертолет стоит 70 тысяч рублей в час, дорогое удовольствие. Но это говорит о том, что государство все-таки начинает вкладывать в медицину деньги. Кроме того, у нас есть девять реанимобилей. Мы сами решаем, какая техника поедет в район. Если из Торопца больного 6 часов вести, конечно, туда отправим вертолет.
– В последнее время широко обсуждается установка турникетов в стационаре ОКБ… Мол, из-за этого людям стало сложно навещать своих родственников.
– С меня ФСБ три года требовало ввести этот пропускной режим в целях безопасности больницы, – отрезает Козлов. – Я не вводил его, пока мы не сделали холл для легких больных, не поставили там диваны.
В целом для учреждения это большое благо. Меньше возможности, что тебя взорвут, меньше криминала, соблюдается нормальная санэпидобстановка. Раньше здесь шастали торговцы, цыгане, носили грязь, мусор. А сейчас фиксируется, что человек идет в такое-то отделение. Он предоставляет паспорт и идет спокойно с пропуском наверх.
Турникеты невыгодны только врачам, которые вели в стационаре амбулаторный прием своих пациентов. А сейчас мы всех отправили в поликлинику и врачам эту лавочку прикрыли. Зато вы бы знали, как мне благодарны уборщицы! Они же надрывались! Здесь вообще был базар-вокзал. Сейчас в отделении чисто, хорошо, туалет отремонтирован.
Во всех нормальных больницах есть турникеты. Я однажды ездил к Лео Бакерии, знаменитому кардиохирургу. Меня не пустили, пришлось заказывать пропуск. Я отнесся с пониманием, потому что главное – безопасность больницы.
«ПЛАТНЫЕ АНАЛИЗЫ – ЭТО КОРРУПЦИЯ»
– Говорят, что российская медицина на 50 лет отстает от европейской…
– Это абсолютная ложь. Я много езжу по Европе и могу сказать, что наше здравоохранение ничем не хуже. По уровню врачей, может быть, даже лучше.
Немножко мы проигрываем по качеству самих больничных помещений. А оборудование у нас на уровне. Когда к нам приезжали японцы с завода «Хитачи», они признались: «У нас не каждая больница так оснащена».
– Сегодня в Твери много частных медицинских клиник. Как вы к ним относитесь?
– Частный центр должен развиваться параллельно с государственным, он решает свои задачи. Там лечат людей, которые зациклены на комфорте, на сервисе и не хотят стоять в очереди. В основном это амбулаторный прием, стационар частникам невыгоден. Меж тем все проблемы здоровья и борьбы с болезнями решаются в государственном секторе. Там, конечно, не хватает врачей… Но, к сожалению, многие наши специалисты уходят в частные клиники. Хорошо, если они остаются в государственной системе здравоохранения. Хуже, если врачи уезжают из районов. Сейчас стали повышать зарплату, надеюсь, произойдет какой-то приток и в госсектор. Может, через два-три года уровень будет достойный, как обещает президент.
– Часто бывает, что «бесплатный» врач посылает пациентов на платные анализы…
– Это, я считаю, коррупция в медицине, – в спокойном голосе главврача впервые лязгает железо. – Врач отправляет клиента, например, на МРТ за 5000 рублей, чтобы потом получить100 рублей отката. И с этим мы боремся беспощадно!
Однажды, я еще работал в 4-й больнице, у нас сломалось оборудование, и я отправил пациента на обследование в частный центр. Так они мне потом прислали денежку в конверте. Я им позвонил, говорю: «У вас вообще совесть есть?» Сейчас платные анализы – это повальная форма коррупции, как в свое время БАДы. Доктор прописывал БАДы и имел три рубля с одной банки. А для врача главное – честь свою беречь! Если он хотя бы одного человека обманул, имидж уже будет испорчен.
– Недавно вы выдвинули идею создания в Твери медицинского кластера…
– Суть всякого кластера в использовании совместных ресурсов. Одни медучреждения в регионе нашпигованы техникой и специалистами: ОКБ, кардиодиспансер, перинатальный центр. Другие заведения не могут себе этого позволить. А в условиях кластера городские больницы и ЦРБ смогут свободно использовать наше оборудование и возможности. Все члены кластера юридически самостоятельны. Но их объединяет общее информационное поле и договорные отношения на совместное использование ресурсов.
Главная задача при этом – создать единую базу по всем больным. Пришел пациент к врачу – и все данные о нем выдаются за секунды: где лежал, где обследовался, какова история болезни.
Конечно, это непросто и дорого. Нужен суперкомпьютер, мощный сервер, чтобы объединить сетями все больницы. Однако мы уже на полпути. Недавно по поручению губернатора Шевелева была сформирована рабочая группа по созданию медицинского кластера в Тверской области. Этот проект обсуждался в Белом доме на самом высоком уровне. Подобные кластеры создаются во многих регионах: на Алтае, в Питере.
Это общий тренд: сейчас все объединяются. Хотя еще недавно наблюдалось резкое разобщение. А на Западе кластерный подход всю жизнь был.
– Вы много говорили о кадровых проблемах, которые ведут к общей деградации российской медицины. Когда они начались, что стало отправной точкой?
– На мой взгляд, большой ошибкой было введение врачей общей практики на селе. Мы начали копировать американскую систему здравоохранения, отменили распределение. В итоге молодежь не хочет жить в районных центрах. Сейчас в Ржеве есть квартира для невролога, но мы не можем найти врача.
Вообще, у современной молодежи атрофировано чувство долга. Россия проиграла информационную войну, которая велась много лет. Запад идет против нас, уничтожая наши ценности. Целое поколение выросло на лживых ценностях, на пустых американских боевиках. Хотя воспитание молодежи должно быть приоритетом для государства. А сейчас многие студенты не знают, кто выиграл Великую Отечественную войну. Я не ругаюсь: в целом у нас молодежь замечательная. Просто нужно охранять ее мозги от влияния Запада.
– Вам приходится решать много задач в разных плоскостях. Каков ваш способ релаксации?
– На охоту езжу. В основном, правда, брожу по лесу, любуюсь природой.
– Но все равно же приходится убивать – лосей, зайцев. Вам их не жалко?
– Зайцев? Нет. Мне людей жалко.
Любовь КУКУШКИНА
0
