Как в Твери идут раскопки Спасо-Преображенского собора
На территории разрушенного в 1930-е годы Спасо-Преображенского кафедрального собора активно идут раскопки. В августе археологи нашли кусочек каменной фрески с изображением лика святого. По мнению специалистов, он относится к XIII веку, к живописному наследию Руси после татаро-монгольского ига. Находка стала сенсацией и всколыхнула все научное сообщество. «Караван» побывал на месте раскопок и пообщался с Александром Хохловым – директором Тверского научно-исследовательского историко-археологического и реставрационного центра.
«ЭТОТ ХРАМ СТАЛ СИМВОЛОМ ВОЗРОЖДЕНИЯ»
Александр Хохлов подводит меня к краю огромного котлована, обнесенного забором:
– На этом месте было как минимум два здания двух соборов, – поясняет педантичный седовласый археолог. – Первый собор 1285 года, второй строился в 1689–1690–х. При демонтаже белокаменного собора XIII века в конце XVII века разбиралось все здание собора, демонтировался даже стройматериал из фундаментной траншеи. До разборки первого собора были сняты все элементы внутреннего убранства, а вот фрески снять аккуратно не получилось – строители фактически сбили их, превратив в мельчайшие обломки и фрагменты. Археологи обнаружили несколько тысяч этих фрагментов – в основном элементов фона. Но рядом с собором на месте одной из построек XVI–XVII веков нам улыбнулась удача: мы нашли фрагмент штукатурки с фресочным слоем, с росписью, где сохранилось так называемое личное письмо. Там был изображен лик одного из персонажей сложной по композиции сцены. Возможно, это сцена Вознесения или Преображения Господня. Лицо изображено в три четверти: «герой» смотрит вверх, слегка запрокинув голову. Важно, что этот элемент фрески дает историкам искусства исключительно ценную информацию об уровне мастера-иконописца, работавшего при росписи интерьера Спасо-Преображенского собора. Роспись была закончена в 1292 году – это было колоссальное событие для культурной и духовной жизни Руси.
– Как известно, в 1238–1240 годы на древнерусские княжества обрушилось две волны нашествий татаро-монголов, – продолжает Александр Хохлов. – Тяжесть этого похода затронула не только суверенитет Древней Руси. Пошатнулась и экономика – русские князья вынуждены были платить огромную дань ордынским ханам. Летописи не отмечают серьезных строительных площадок вплоть до 1285 года – возведение каменного собора или терема для того времени было невероятно дорогим. Поэтому собор, который епископ Семион и совсем юный Михаил Тверской заложили на этом холме в 1285 году, стал символом возобновления каменного строительства в Древней Руси после разорительных десятилетий. Долго мы не имели фактического материала по интерьеру собора. Эта фреска позволяет искусствоведам говорить, что уровень живописца, который работал над росписью в 1290-х, явно не провинциальный. Мастер столичный, работавший в экспрессивной манере – об этом свидетельствует энергичный рисунок, в частности, энергично нанесенные светлой краской мазки. Очень тонко подобран колорит. Велик уровень усилий, которые прикладывали представители тверского епархии и тверского княжеского дома во время строительства Спасо-Преображенского собора. Казалось бы, не хватало денег, но на храме не экономили, так как знали: он будет стоять не годы, а века.
Восстановление Спасо-Преображенского собора не за горами. Александр Хохлов обмолвился и об этом:
– В 2014 году мы готовим площадку для передачи под восстановление Спасо-Преображенского собора. А территория площади колокольни будет исследоваться и дальше. На зиму все будет законсервировано, а с весны работы на территории бывшей колокольни продолжатся. Главный архитектор проекта Владимир Микрюков точно смог сделать посадку восстанавливаемого здания в плане обмерных чертежей, выполненных в 1935 году перед взрывом собора. Посадка собора будет сделана абсолютно на основании исторической документации.
– То есть удастся создать точную копию храма?
– Закон об охране объектов культурного наследия это и предписывает, поэтому никакой самостийности и выдумки здесь нет.
«МЫ НАШЛИ УЖЕ 150 СКЕЛЕТОВ»
Я наивно показываю на каменные глыбы и спрашиваю: «Это руины взорванного собора?» Александр Николаевич тактично поправляет:
– Это колокольня, точнее, ее остатки. А два собора стояли на одном и том же месте. Если посмотрите на полосу мелких белых камней, то это следы фундаментного рва древнего собора 1285 года, а чуть в стороне идут круглые отверстия в грунте – это следы выгнивших свай, забитых под основание собора 1689–1690-х годов.
Далее мое внимание привлекают куски стены из красного кирпича, и скрупулезный археолог меня снова поправляет:
– Это не просто кирпичи и не стены, а остатки системы отопления. В XIII и XVII веках соборы строили холодными. Зимой прихожане замерзали, поэтому с развитием цивилизации решили собор как-то отапливать. Мы нашли остатки изразцов первоначальных печей, стоявших в соборе с XVII века. Учитывая, что собор был гигантским, а сами печи – небольшими, в XIX веке было принято решение строить новое отопление. В то время были изобретены калориферные печи. Их и установили в подвале храма: теплый воздух по специальным каналам поднимался вверх. Подобная система, кстати, была и в Морозовских казармах.
Далее меня интересуют чуть красноватые камни с тайными надписями.
– Этот остатки паперти собора. В качестве материала использовались фрагментированные разбитые надгробные плиты из белого камня. В XVII–XVIII веках они активно применялись. Было даже заключение правительствующего синода в XVIII веке – для нужд церквей разрешено брать надгробные камни с заброшенных могил. Такие вещи мы фиксировали не только в Твери, но и по всей России, – поясняет археолог.
В эту минуту люди, которые пару минут праздно сидели на скамейке и курили, как по команде встают и спускаются в воронку раскопа.
– Кто принимает участие в раскопках?
– Профессиональные археологи, – объясняет Хохлов. – На этом участке работает экспедиция Института археологии РАН. Ее возглавляю я. Научный руководитель – доктор исторических наук и ведущий сотрудник института Леонид Беляев. Руководит раскопом Ирина Сафарова – тверской специалист. Кроме того, трудится целая группа тверских археологов. От института археологии работают антропологи, они обрабатывают материалы погребений. Мы уже выявили более 150 скелетов – и это лишь те, что находились в могилах при соборном некрополе. Приезжают почвоведы, геоморфологи и другие ученые, которых в Твери не найти. Институт археологии может позволить себе любых специалистов. Результаты работ крайне интересны – это тысячи находок! После любых раскопок мы передаем образцы угля, почвы, культурного слоя в лабораторию радиохронологии, где с помощью специальной аппаратуры, физических и химических методов получается датировка этих образцов.
– А как же вот эти ребята – они тоже профессионалы?
– Мы также нанимаем рабочих землекопов – в основном по объявлениям, – поясняет Хохлов. – Летом подключались школьники и студенты. В Твери много временно безработных – они трудятся у нас по три дня в неделю. За сезон может быть задействовано 300–400 человек. Соотношение землекопов и археологов зависит от раскопа – где-то 10% на 90%. Наш раскоп довольно глубокий, и работы проводятся очень тонкие, поэтому работают в основном профессионалы. Землекопы получают 85 рублей в час и работают 8 часов в день.
– Каким инструментом пользуются археологи?
– Лопаты, совки, кисти, метелки, ножи для расчистки погребений. Скажу сразу, что обыкновенная лопата в руках археолога и даже рабочего землекопа, который несколько лет на раскопе, – это не то что в руках у огородника. Лопаты точатся, они в идеальном состоянии. Археолог может сделать лопатой очень тонкую и изящную зачистку, на которой видны все прослоечки. На самом деле инструменты обычные. Необычные работники.
– С каждым веком слой земли покрывает исторические находки. Почему остатки здания древней Твери находят на глубине нескольких метров? Ведь мы живем в оживленном городе, где вроде бы все убирается и чистится?
– Ключевое слово «вроде бы». Если вы внимательно пройдете по городу, то увидите огромное количество песка на тротуарах и улицах, этим песком посыпали зимой дороги. Даже в XXI веке коммунальные хозяйства работают отвратительно, и этот песок постепенно нарастает. А раньше коммунальных служб не было вовсе, поэтому весь мусор складировался возле заборов и стен. Культурный слой – это остатки нашей некультурной повседневной жизни.
P.S. В раскоп спуститься мне не разрешили из-за соображений безопасности. Ничего угрожающего я в котловане не заметил: видимо, боятся, как бы я чего ценного не затоптал. Стою на краю пропасти и окликаю ребят, работающих внизу. Крупный парень в полосатой футболке катает строительную тачку, другой с пацанской кепкой на голове со всего размаха бьет геологическим молотком по земле XVII века.
– Нравится здесь работать?
– Да, – кричат в ответ землекопы. – Мы работаем с весны, и здесь нам лучше, чем на стройке.
Павел КИРИЛЛОВ
0
