«Страшно перестать заниматься музыкой»
Константин Лавров – о наркотиках, Дании и Курте Кобейне
Тверской рок-музыкант Костя Лавров – фигура нестандартная, а для многих и вовсе легенда: 20 февраля его группе «Теплый клетчатый плед» исполнилось 20 лет. Судьба его закручена, как сюжет гангстерского романа. Рок-группа – филфак – наркотики – подъемный кран – Псково-Печерский монастырь – Дания – две женитьбы. И, наконец, возвращение к истокам, чтобы меломаны вновь могли укутаться в «Теплый клетчатый плед». В год юбилея группы «Караван+Я» публикует «правила жизни» Константина Лаврова
«ПЕРВЫЙ КОНЦЕРТ МЫ ДАЛИ В ПРОМЕЖНОСТИ»
Играть мы начали еще в школе, в старших классах. А в начале 90-х собралась наша первая группа – «Вий». Мы играли металл. Гитарист Серега Маливанов, я и еще двое ребят. Репетировали на квартирах, и на моей в том числе: родители были на работе, а вот прабабушка ругалась.
Это было желание повеселиться, ощутить жизнь в лучших ее проявлениях. Тем более тогда был расцвет тяжелого рока. Сейчас все стало гораздо приличнее и скучнее: обогащаемся, как Ельцин нам завещал. И андеграунд в Твери куда-то делся.
***
Мы с моим басистом Димой Райтом говорим, что нас сделали под Beatles. С детства в доме играла эта музыка. А потом я начал выходить за рамки того, что мне в семье привили, искать что-то свое, яркое и запретное.
У меня очень хорошие родители: папа ученый, строитель. Мама замечательная, преподавала геодезию в политехе. Я никогда не бунтовал конкретно против родителей, я очень их люблю. Это был обычный молодежный протест, поиск себя.
***
Группа «Теплый клетчатый плед» родилась зимой 1995 года. Первые концерты прошли 20 и 28 февраля. Что символично, 20 февраля – день рождения Курта Кобейна.
Тогда одним из немногих клубов для выступлений был коридор между корпусами общаг на Спортивном. Он назывался «Промежность». Там мы впервые сыграли и сразу стали знаменитыми. В этот коридор набивалось 200-300 человек, сейчас столько на концерты не ходят. Может, потому что предложений было меньше.
Еще одной площадкой был областной рок-фестиваль «Кто круче» в ДК «Химволокно». Его проводил директор Владимир Владимирович Филлипов, дядя Володя – он тогда был в косухе, с бородой, лысый такой. Выглядело это странновато, но он был фанат рока и продвигал фестиваль.
***
Знаете, как начинали репетировать с «Пледом»? Собирались в кассетном ларьке в Южном. Там было что-то, похожее на усилитель. Маливанов, басист, я… Леся, наша барабанщица, она тогда училась в музыкальном училище, барабанила по стулу.
***
На первом концерте я еще не в юбке выступал, а на втором уже появился килт. Мне мама дала свою крутую юбку-шотландку.
Когда ты сделал публичную глупость, отказаться от нее – значит признать, что это была глупость. Поэтому я сделал килт своей фишкой и сейчас выхожу на сцену только в нем.
***
Я понимаю, что лучше меня никто не поет. В Твери, по крайней мере. И мне досадно за продюсеров, которые могли бы продвинуть нашу группу, но либо боятся, либо ленятся. Я экономическими вещами – организацией концертов, пиаром – не очень хочу заниматься. В прошлом году «Плед» участвовал в проектах «Нашего радио» – и мы играли, и все нас так любили… Но связаться с нами, с такими непосредственными ребятами, они испугались – это было очевидно и для них, и для нас.
***
Песню написать – это такой труд! Когда ты сочиняешь – на самом деле ты ищешь то, что уже написано. Я всегда верил, что существует некий этический и эстетический идеал, гармония, которую просто надо найти и превратить в песню.
***
Сейчас откроешь «Контакт», и на тебя сыплются приглашения на концерты. А раньше каждый концерт был огромным событием.
Были гранды тверского рока – группы «Воланд» и «Пост».
Миша Горбатов, который подписывался как Воланд, был внук генерала Горбатова, председателя нашего КГБ. Не знаю, в Твери он сейчас или в Москве, но по-прежнему занимается музыкой. Группа «Пост» была лидером тверской рок-тусовки. Но у них трагически погиб гитарист и лидер группы. На волне популярности они еще существовали какое-то время, а сейчас музыку забросили. Всегда страшно перестать заниматься музыкой. Мне кажется, что я в этом случае предам себя.
«РОКА БЕЗ ОБЩНОСТИ НЕ БЫВАЕТ»
В жизни я много делал глупостей. Причем постоянно. Самая большая моя глупость – это наркотики. Хотя я не использовал их как стимул к творчеству.
И так все было хорошо – просто хотелось сделать жизнь еще прикольнее. Мне казалось, что все тверские музыканты – это пенсионеры: рок играют, а наркотиков боятся. Хотя почитай мировую историю рока: этот умер в 27 лет, это в 33, все были связаны с наркотиками. Я думал: «Сейчас я вам покажу, что такое настоящий рок». Для меня боязнь наркотиков, которую испытывали мои коллеги, была синонимом их слабости.
На этом фоне мое собственное употребление было провокацией. Я хотел доказать, что рок – это не только искусство, но и образ жизни.
***
Я в 1992 году поступил на филфак, а закончил в его 2004-м, постоянно брал «академы».
Филфак в 1990-е – это было все. У нас было такое понятие – «ломиться на филфак».
С утра до вечера там можно было кого-нибудь найти. Был открыт переход на второй этаж, и на лестничной площадке все собирались: водку пили, план курили. Я играл на гитаре, орал «Гражданскую оборону» – прибегали преподы, отнимали гитару…
Но меня всегда очень любили даже на филфаке, как бы я себя ни вел. Во всяком случае, относились со снисхождением.
***
Саму главную песню «Пледа» я написал в 1994 году, после смерти Курта Кобейна, для «Студенческой весны». В нашей филфаковской тусовке были Ольга Вересова, она сейчас в «Афанасий-бирже», Саша Шимин, Андрей Куликов – они ведут, скорее, асоциальную жизнь.
***
В своем изначальном виде «Теплый клетчатый плед» просуществовал всего год.
Потом меня посадили в тюрьму – я, как у нас говорили, «вмазался и накосорезил» – украл, когда нужны были деньги на наркотики. Мне был 21 год. Через три месяца я вышел – но ребята из группы уже все переругались. Все было завязано на мне, в том числе психологическая организация. Наступило такое разочарование, что я потом много лет не мог решиться возродить группу и найти людей, которые мне поверили бы.
***
Рока без общности не бывает. Нельзя приходить два раза в неделю на репетицию, за руку здороваться и не быть родными людьми.
Дима Райт, наш басист – олдовый музыкант, играл еще в 80-х, он в некоторых песнях подпевает. И вот мы с ним поем, друг на друга смотрим – и такой кайф испытаем, что нашли эту гармонию!
***
С тверскими группами мы конкурировали всегда, и довольно сильно.
Слушаешь на концерте и думаешь: чем ты лучше, чем они?
Тем не менее все мы часть одной тусовки, которая держится на нашем единстве – надо относиться друг к другу с уважением и любовью и быть вместе. Высокопарно звучит, ну и пусть.
***
С Майком Жигачевым из группы «Река» мы развивались параллельно, но с ним я никогда не выпивал – а значит, не веселился. Что? Можно веселиться и не пить? Так говорят только жены и работники реабилитационных центров.
***
Как найти, сохранить и развить себя – для меня это главный вопрос. Довлатов писал брату: «Экзистенциальная личность может существовать только в критической обстановке». Это про меня: когда все хорошо, я начинаю искать приключений.
«В МОНАСТЫРЕ У МЕНЯ БЫЛА ГИТАРА»
После выхода из тюрьмы надо было где-то работать, чтобы соблюсти Уголовный кодекс. Тогда папа пристроил меня на подъемный кран. Воспитательный момент хороший – но что это была работа, я бы не сказал. Зарплату не платили, мужики пили, продавали цемент. Папа до сих пор работает с этой дорожно-строительной компанией и также на нее ругается.
Помню, в то лето как раз совпали Троица и Пушкинский праздник. Я украсил свой кран березовыми ветками и приехал в Малинники, мы недалеко что-то ремонтировали.
Вообще, кран был чудесным – правда, я ему каким-то образом мачту погнул. Этим же летом кран сломался, и мы его бросили где-то на подступах к Старице.
***
Я долго был в растерянности после распада группы. А в Твери в это время развивались команды, с которыми мы вместе играли в 95–96-м: «Барракуда», «Паха-Пау». Как зритель, я ходил на эти концерты, но досадно было, что сам не играю.
***
В 2000 году я уехал в Псково-Печерский монастырь. В тверском наркодиспансере мне посоветовали пройти программу реабилитации наркоманов.
Я 8 лет кололся и не верил, что можно бросить. У меня фотографии, как у деда фронтовые – половины людей нет, многие умерли от наркотиков.
Сначала мы жили в деревянном доме, занимались простым трудом, а монастырь был неподалеку. Мы заново строили социальную модель, так как человек, долго принимающий наркотики, теряет социальные скрепы. И как модель нам предложили жизнь православного христианина. А потом можно было уехать, а можно – остаться при монастыре и укреплять свой духовный мир.
В юности я одно время был сатанистом и даже дохлых кошек ел. Но, попав в православную среду, я действительно проникся этим. В монастыре всплывают какие-то подсознательные, забытые вещи и модели поведения. Помню, моя прабабушка (та самая, что жаловалась на громкую музыку) постоянно молилась. Я представлял, чем это было для нее, и у меня мироздание как-то собралось воедино.
***
Нет более содержательного мира, чем религиозный. Я и сейчас воцерковленный человек, и если я иногда не хожу в церковь – значит, просто ленюсь. Вера – это же дар, но он приходит не по своей воле, к нему приводит Бог.
***
После реабилитации я стал сотрудником центра, занимался с наркоманами и ВИЧ-инфицированными, и это было замечательно. Наркоманам я говорил, как это хорошо – не колоться, а ВИЧ-больным – что с этим диагнозом можно жить нормальной жизнью, заниматься музыкой, иметь девушку.
Потом стал работать в программе первичной профилактики – то есть общался уже со здоровыми людьми. Все это время я занимался музыкой, и в монастыре у меня была гитара. Вообще, я стараюсь принуждать себя к творчеству – если даны способности, их надо развивать.
***
После Пскова я два года жил в Твери, в это время принимал участие в проекте Сергея Дубова на тверском MTV «Чистая вода», который состоял из концертов и интервью с тверскими рок-музыкантами.
А потом через организации, с которыми я работал в Пскове, я уехал в Данию – датчане поддерживали этот гуманитарный проект в России. Полгода учился в диаконической школе (в протестантской культуре диакон – это тот, кто помогает людям от имени церкви). Там было много практики, мы изучали Священное писание, делали социальные проекты: как помогать бездомным, наркоманам и т.д.
В этой школе я встретил Анну-Грету – датчанку, похожую на героиню фильма «Рассекая волны». Она была из рыбацкого поселка, воспитанная в строгих протестантских традициях: кто в церковь не ходит, вся деревня знает. Анна-Грета была моей противоположностью – рассудительной, спокойной – и вскоре мы поженились. Я всегда ищу девушек, непохожих на себя, это не практический шаг, а стремление к свету.
В Дании же я учился в университете города Орхуса, на педагога-антрополога. Мы изучали, как в разных условиях работают образовательные системы.
«ЛЮБОВЬ СИЛЬНЕЕ НАРКОТИКОВ»
5 лет мы прожили в браке с Анной-Гретой, потом это стало меня тяготить, как и сама Дания. Все-таки это другая культура – бездуховность, загнивающий Запад – все, как нам по телевизору говорят. Особенно меня задевала эта мещанская пошлость, фальшивая толерантность.
Я работал там переводчиком с датского – по миграционной программе, чтобы дали вид на жительство, надо было выучить язык. Как-то я работал переводчиком у одного чеченского эмигранта. Работники коммун (датских администраций) ему улыбались, но льготы урезали. Особенно были дискредитированы арабы: пакистанцы, например, даже между собой должны были говорить по-датски и смотреть датские каналы.
***
Дания сделала меня толерантным. Мне не нравится, когда говорят «понаехали тут». Может, я отношусь к узбекам хуже, чем, например, к венграм – но мне неприятно, когда я это в себе замечаю.
***
Девяносто пять процентов датчан живут богато, жирно, система работает как часы. Все очень хорошо, но мне не понравилось, что это людей превращает в равнодушных мещан.
***
В начале 2012-го я вернулся в Россию. Все это время «Теплый клетчатый плед» существовал – Сергей Маливанов собрал группу, чтобы песни не пропадали.
А я из-за границы давал ему советы по аранжировке. Но скоро Серега заболел и умер. В связи с его смертью мы собрались, встретились с нашим бывшим басистом Райтом – и решили воскресить группу. Теперь «Теплый клетчатый плед» переживает второе рождение.
***
Сейчас я работаю копирайтером, пишу тексты для сайтов. Но самое главное в моей жизни – это любовь. И вот я ее ищу постоянно. Второй раз я женился несколько месяцев назад и счастлив. Любовь – самый лучший допинг, он сильней наркотиков.
***
Моя жена – вдова нашего гитариста Сергея Маливанова. Я понимал, что в каком-то смысле так следует поступить: все-таки остались и дети, две девочки. Но когда ты узнаешь человека, он перед тобой раскрывается, его невозможно не полюбить.
***
Сейчас идет какой-то ренессанс – как минимум мой личностный. Сейчас мы создаем тверскую «Рок-обойму» – объединяем лучшие рок-группы Твери.
Помимо «Пледа», туда вошла «Футы-нуты» – хорошая панк-группа, возникшая раньше нас. Вошла туда группа «Портер». Мы скооперировались с ними – по старым фото и воспоминаниям – и сейчас хотим играть настоящий рок. Хотим ездить по Тверской области и по соседним регионам с концертами.
В тверской рок-тусовке сегодня много групп, и это радует. Уровень неплохой, хотя современный рок мне не очень нравится – он стал каким-то простоватым. Впрочем, сейчас сложно быть оригинальным. На дворе эпоха постмодернизма, все когда-то уже было. Вот Кобейн был ни на кого не похож.
Как можно войти в тверскую «Рок-обойму»? Надо играть живой веселый рок. Играть на гитаре и не смотреть на пальцы, а радоваться музыке и не стесняться этого.
Любовь КУКУШКИНА
0
