Знаменитый тверской нейрохирург – о сложных операциях, молитвах и падежах
Недавно в тверской детской областной клинической больнице впервые провели микрохирургическое удаление опухоли спинного мозга. Пациентом был 12-летний Вардан – уроженец Клинского района Московской области, а доктором – заведующий нейрохирургическим отделением ДОКБ Леон Нганкам. Это не первая подобная операция Леона Патриковича: в нейрохирургии он регулярно берет новые высоты. А в 2015 году доктор стал победителем второго этапа всероссийского конкурса врачей в номинации «Лучший нейрохирург Тверской области». «Караван+Я» побеседовал с Леоном Нганкамом, уроженцем Камеруна, пытающимся вывести медицину в Твери на новый уровень.
Наша встреча назначена на 13:00, но Леона срочно вызвали на одну из операций, поэтому он несколько задерживается. Но вот в дверях наконец появляется высокий плотный мужчина в зеленом медицинском костюме.
– Здравствуйте. Давно меня ждете? – улыбаясь, спрашивает Леон. Как мне и говорили, уроженец Камеруна общается на русском языке почти без акцента.
Захожу в кабинет. Оглядываюсь. На стене портрет матери хирурга и маленькие фотографии мальчика и девочки, как выясняется позже, детей Нганкама. Обращаю внимание и на пару красных боксерских перчаток.
– Вы и боксом успеваете заниматься?
– А как же. Спорт закаляет дух и тело! – отвечает Леон. С этого начинается наша беседа.
«Я ХОТЕЛ СТАТЬ ГИНЕКОЛОГОМ, КАК ДЯДЯ»
– Расскажите немного о ваших студенческих годах. Почему вы приехали именно в Тверь?
– В первую очередь я хотел стать врачом. Мой дядя Ричард закончил в Калинине медицинскую академию. Потом он окончил ординатуру по гинекологии и стал работать в Камеруне акушером-гинекологом. Для меня дядя был идеальным примером врача. К сожалению, в этом году он скончался от опухоли головного мозга… В общем, мой выбор был заранее предопределен. После окончания школы (а в Камеруне дети учатся 13 лет) я отправился в Тверь.
– Тяжело ли было привыкать к русским людям и менталитету?
– Не сказал бы. Русские люди очень хорошие. Здесь я чувствую себя комфортно. Тяжело было именно в плане общения и изучения языка. Сначала я поступил на подготовительный факультет и целый год изучал базовый уровень предметов (анатомию, химию, биологию) только на русском. Отдельно изучал произношение и правописание. На мой взгляд, русский язык самый сложный из всех. И это неудивительно: чем речь богаче, тем она и сложней. Взять хотя бы падежи и склонения. Но лично меня трудности закаляют. Да и вообще, если есть желание – выучить можно всегда.
– Где вы начинали как врач?
– После ординатуры я сразу пошел в нейрохирургическое отделение 4-й городской больницы. Моим первым наставником стал Владислав Николаевич Мадыкин, которому я до сих пор благодарен за ценные советы. Далее служебным переводом я перешел в областную клиническую больницу в нейрохирургическое отделение под руководство Владимира Ивановича Веселова. Работая в ОКБ, параллельно курировал и оперировал детей с нейрохирургической патологии в детской областной больнице. Бывало, приезжал сюда днем и ночью оперировать детей. Я люблю детей, их нельзя не любить. Со временем я стал понимать, что именно детская нейрохирургия меня особенно привлекает. В данном разделе очень много патологий, здесь нужно много думать и серьезно работать, кроме того, ответственность очень большая.
– Но все-таки это очень сложная стезя. Вам никогда не хотелось сменить профессию?
– Вначале я был уверен, что пойду по стопам дяди и стану гинекологом или дермотовенерологом. Но со временем я осознал, что мой путь именно нейрохирургия. Когда моя мама перенесла серьезную операцию по трепанации черепа, для меня это стало словно озарением. Я понял – мое место именно в нейрохирургии. К сожалению, в этом году мама тоже ушла из жизни от заболевания сердца. Кстати, ее тогда оперировал врач из Камеруна, который учился в Волгограде… Так или иначе, о выбранной профессии я ни разу не пожалел. Чем сложнее работа, тем для меня она интереснее. Я по натуре такой, что не ищу легких путей.
«ПЕРЕД КАЖДОЙ ОПЕРАЦИЕЙ Я МОЛЮСЬ»
– Как вы настраиваетесь на сложную операцию? Есть какая-то особенная психологическая методика?
– (Задумывается)… Как я ранее говорил, работа сложная. Перед каждой операцией я старюсь пораньше лечь и хорошо выспаться. Чувства сонливости и заторможенности реакции быть не должно. Здесь ошибка не позволена – все-таки это нервная система. Также я человек верующий: перед каждой операцией молюсь, чтобы Бог помог.
– Наверняка вы помните свою первую операцию…
– Конечно, помню. Первая операция была в 4-й горбольнице. Это было удаление посттравматической внутричерепной гематомы у молодого человека. Заведующий отделением стоял рядом и наблюдал за моей работой. Я справился с этой задачей. Больной пошел на поправку и вскоре выписался. С того дня я стал оперировать сам.
– Какие операции для вас самые сложные?
– Простых операций не бывает в принципе. Но в нейрохирургии в основном самые тяжелые и рискованные – это операции онкологических заболеваний (удаление опухоли головного и спинного мозга) и нейроэндоскопия – это проведение внутри желудочковых операций в основном по лечению гидроцефалии (водянки головного мозга). Водянка лечится или установкой шунтирующей системы, или эндоскопией, когда делается небольшой разрез, чтобы восстановить проходимость спинномозговых путей.
– А насколько сегодня развита современная нейрохирургия, в том числе в Твери?
– Я считаю, что детская нейрохирургия в Твери находится на неплохом уровне. Здесь выполняются все сложные операции по удалению опухолей головного, 4-го желудочка мозга, а также эндоскопические операции на головном мозге, операции на спинном мозге. Такие операции здесь проводят нейрохирурги детской областной больницы с хорошими результатами.
Конечно, в основном медицинская аппаратура вся импортная: навигационные системы повышенной точности входа на образование (опухоль), эндоскопическая аппаратура, микроскоп с высоким увеличением для микрохирургии, шунтирующая система и расходный материал. У нас все материалы и лекарства есть, поэтому больные ничего не покупают. Конечно, иногда нам приходится обращаться в Москву за помощью, как-никак это столица, где есть большой Институт нейрохирургии. Но все равно мы делаем это крайне редко. Привыкли справляться своими силами.
– А вам не хотелось бы переехать в более «продвинутый» и современный город – например, в ту же Москву?
– Мне нравится Тверь. Да и я не сторонник резких перемен в жизни. Мне не нужны большие деньги, главное – семья и любимая работа. Я хочу развивать и поднимать детскую нейрохирургию в Твери, потому что считаю себя настоящим тверитянином. Здесь я учился и вырос как профессионал, здесь живут мои друзья и преподаватели.
«ЛЕТОМ ОПЕРАЦИЙ БОЛЬШЕ»
– Как часто вы проводите операции?
– По-разному. Когда не одной за день, а когда – три-четыре. Бывают и экстренные операции, и в выходные, праздники… Летом у детей, конечно, больше черепно-мозговых травм и гематом – падают с качелей, с горок и велосипедов. Нередки и случаи ДТП. Мы принимаем детей не только из Тверской области, но и из соседних регионов. У нас нет ограничений, страховой полис один по всей стране.
Вот 12-летний Вардан из Московской области поступил к нам с нарушением движения опорно-двигательного аппарата и мочеиспускания. Сначала ему поставили диагноз «остеохондроз». А в итоге оказалась опухоль в спинном мозге. Мы его успешно прооперировали, теперь идет на поправку.
Единственный минус, что с открытием нейрохирургического отделения травмпункт в Твери почти перестал работать с детьми. Всех маленьких пациентов отправляют к нам. Хотя какие-то элементарные вещи они могут выполнять и сами: ушивание неглубокой раны мягких тканей головы, обработка порезов. А на деле перебинтуют – и все. Поэтому у нас работы сильно прибавилось. Нехорошо так!
– Перед операцией вы знакомитесь со своими подопечными или, наоборот, стараетесь быть непредвзятым?
– Конечно, знакомлюсь! Беседа с врачом успокаивает пациента. Это ключ к лечению. Здесь главное – войти в доверие к ребенку и его родителям. Ведь сначала все в панике, их можно понять. Нужно людей успокоить, объяснить причины, по которым нужно делать операцию. Обозначить возможные последствия, если не оперировать. А ребенку я, конечно, рассказываю не все – зачем пугать малыша? От психологического настроя пациента зависит и результат операции.
Анастасия РОМАНОВА
0
