День Победы – праздник со слезами на глазах. В этом году многие задумались о настоящем содержании праздника. В преддверии этого дня мы встретились и поговорили с Сергеем Лапенковым, тем самым журналистом из Томска, который со своими товарищами в 2011 году запустил общественную инициативу «Бессмертный полк».
Сергей не любит, когда его называют автором «Бессмертного полка». «Любить дедушек не мы придумали», – говорит он. О том, какая идея была заложена в акцию «Бессмертный полк» изначально и что с ней стало сейчас, идет наш разговор.
– Сергей, как ты собираешься отмечать День Победы в этом году?
– Для меня то, как отмечать 9 Мая, остается неизменным. Я буду вспоминать в первую очередь про своего деда Ивана Адамовича Лапенкова, потому что он был фронтовик, и, конечно, бабушек, вынесших на своих плечах все беды войны. Думать о своих предках – это единственное и очень понятное человеческое осмысление этого дня. Какие-то формы не так важны, как внутренняя работа человека, которая пройдет 9 Мая.
Если говорить о «Бессмертном полку», то это история, которая тоже имеет множество форм своего воплощения. С уличных акций когда-то все начиналось. А начиная с 2012 года существует народная летопись на сайте Мойполк.ру, сегодня это главная наша забота. На сайте записано 830 тысяч историй не только фронтовиков, но и тех, кто работал в тылу, женщин, которые ждали своих мужчин с фронта. Для многих людей наш сайт становится прологом к изучению истории семьи, знакомству со своими дальними родственниками. Подчеркиваю, то, чем мы заняты сегодня, не имеет отношения к массовым акциям.
– Где вы берете истории, которые появляются на сайте?
– Началось все со страницы в интернете, которую мы сделали в 2012 году, чтобы понять, какое количество людей может прийти на первый «Бессмертный полк». Решили предложить людям размещать на этой странице рассказ о человеке, с портретом которого люди хотят прийти на акцию. В первый год туда записали свои истории около 800 человек. Потом, когда «Бессмертный полк» развивался в той форме гражданской инициативы, которую мы придумали, каждый город, каждое село, которое к нам присоединялось, открывали свою страницу, и жители региона получали возможность записывать истории своих предков. Есть истории, которые заносят краеведы, активисты поисковики, и бывает, когда такие истории попадают в поле зрения родственников, они подключаются к модерации страницы.
– Что произошло с шествием «Бессмертного полка»? Было видно, как трансформируется движение. Например, еще в 2016 году я обратила внимание, что в Москве на акцию ехали какие-то люди со стандартно сделанными портретами ветеранов, явно не своих родных, судя по тому, как они с ними обращались.
– Это началось годом раньше, на рубеже 2015–2016 годов, с появления некоей общественно-государственной альтернативы. Когда вмешалось государство, пришли координаторы, которым поставили задачу провести самое массовое мероприятие, и они его готовили и проводили ровно в той парадигме, в которой привыкли проводить такие массовые мероприятия. Чтобы было много людей, чтобы они гарантированно соответствовали по форме, желательно, чтобы шествие было красиво построено, чтобы отчитаться за его проведение.
Бывает, конечно, что и родственники так обходились с портретами своих предков, для некоторых это была форма флешмоба, компанейщины.
– К сожалению, День Победы для тех людей, которые не имели никакого отношения к победе, стал легким способом казаться хорошими. Прошелся в «Бессмертный полк», и ты вроде как такой же победитель.
– Первые три-четыре года, когда эта история развивалась как неформальное низовое движение, приходили люди, для которых это было важно. Приходили люди, которые не просто хотели продемонстрировать дедушку на портрете, а те, у кого была со своими дедушками и бабушками эмпатическая связь. Даже маленькие дети испытывали то состояние, которое мы называем связью поколений. Это было патриотическое воспитание в самом естественном виде, способ рассказать маленькому человеку, кто были его предки, что они сделали, почему мы их сегодня вспоминаем.
Но если есть задача сделать огромное событие, это неизбежно приведет к тому, что для большой части пришедших это станет формальным знаком присоединения к большинству: «я со всеми, а зачем все собрались, уже не важно». Нам в текущей жизни особо гордиться нечем. Юрий Гагарин взлетел давно, ледокол «Ленин» дошел до Северного полюса тоже давно. А что случилось при моем поколении из того, чем можно гордиться? Огромное количество людей нуждается в том, что бы наполняло их сердце какой-то эмоцией, которую можно назвать гордостью (или гордыней). К сожалению, за поверхностной гордостью многие люди не видят содержания этого дня. Чем дальше уходят живые свидетели войны, тем больше праздник оказывается вне исторического контекста, вне понимания, что произошло в этот день.
Была идея сделать 9 Мая вообще днем победы над всеми врагами земли русской, возможно, она снова воплотится в какой-нибудь голове. Хотя так День Победы становится красивой, но выхолощенной историей. Мы должны понимать, что это была за война, как она велась. Историческая память обязательно должна фиксировать не только эпизоды побед, но и неудач, позора, горя, потерь, крови, грязи, всего того, что составляет любую войну.
На самом деле человеку необязательно гордится полетом Гагарина или Победой, он может гордиться красивым садом, хорошими детьми, тем, во что он вложил свой труд. Но всегда проще гордиться тем, что сделал кто-то. Это не требует от тебя ничего, кроме того, чтобы надуть щеки и показать их улице, на которой живешь.
– Расскажи, пожалуйста, для наших читателей историю создания «Бессмертного полка».
– Идея родилась из очень простого разговора трех товарищей. Первым предложил ее Игорь Дмитриев в 2011 году, мой коллега. Третий наш товарищ – Сергей Колотовкин. Мы все были сотрудниками томской телерадиокомпании ТВ-2. Мы собрались в Лагерном саду в Томске, это такое место, где горит Вечный огонь, установлена стела с именами ушедших на фронт жителей Томской области. Горожане приходят в Лагерный сад 9 мая, и мы также пришли. Обычно с утра проходил какой-то корпоративный парад, маршировали те, кто должен промаршировать.
Часов в двенадцать официальные мероприятия прекращались, и тогда начинали приходить люди с цветами, возлагали их к стеле, где были фамилии их предков. Мы говорили о том, что каждый год одно и то же: трибуны, лица, ветеранов все меньше. И Игорь сказал: «Давайте принесем в следующем году фотографии своих дедов. Они выиграли эту войну, пусть люди посмотрят на них хотя бы на фотографии». Ну, вот так все и началось.
– А что сейчас будет, если несанкционированно выйдешь просто с фотографией своего деда?
– Мы и тогда выходили санкционированно. Понятно было, что, если мы позовем горожан, надо будет взять разрешение у мэрии. И этот разговор с властью был одним из самых простых в моей жизни. Не нужно было ничего объяснять. Конечно, плюс к этому, нас хорошо знали, мы постоянно организовывали большие мероприятия. Поэтому мы пришли в Комитет Победы, где традиционно все присутствующие по очереди просили денег на разные мероприятия.
– Мэрия удивилась, что вы денег не просите?
– Да, мы сразу сказали, что нам денег не нужно, и попросили места в той муниципальной колонне, которая собиралась 9 мая. Зам мэра спросил, сколько придет человек. Мы ответили, может быть, тысяча. «Да нет, наверное, будет человек пятьсот», – сказали нам. В итоге пришло больше шести тысяч человек. Мы договорились с фотоателье, где без всяких коммерческих наценок делались фотографии для «Бессмертного полка». Часть конструкций для транспарантов делали мы на телестудии с помощью нашего мастера на все руки дяди Гриши. Через ателье прошло две с половиной тысяч заказов. Многие пришли с самодельными конструкциями, например, был человек, который приклеил фотографию дедушки к детской лопате.
Мэрия раздвинула колонны, и всем, кто пришел, дала возможность встать в ряд. Я все время вспоминаю про координаты, которые мы давали в эфире: первый «Бессмертный полк» шел по проспекту Ленина от Камня репрессированных.
– Как случилось, что акция превратилась из народной в государственную? Кто в этом году после двух лет пандемии организует шествие?
– На улицах сейчас остался только «Бессмертный полк России». Мы на сайте написали, что больше не имеем отношения к уличным шествиям. Влиять там ни на что уже невозможно. В основном наши координаторы были оттеснены от организации колонн «Бессмертного полка» еще до пандемии. Это была направленная история, когда нужно было людей из волонтерской организации заменить людьми, которые «правильные», которыми можно управлять. Нужны были координаторы, которые не скажут, что «не надо вам, господин губернатор, вставать в первый ряд». Или что не надо приносить в колонны политические бренды, партийные флаги, портреты Сталина (это отдельная паранойя, в каждом селе приносят портретов двадцать Сталина, как будто он один выиграл войну). Координаторов, для которых принципы «Бессмертного полка» были важны, постепенно вытесняли люди, которые делали то, что им скажут. Им много чего в этом году сказали, поэтому мы опубликовали этот текст, что мы «улицей» не занимаемся, и просим к нам за комментариями не приходить.
Организация «Бессмертный полк Россия» появилась по понятным соображениям. В какой-то момент история стала очень массовой. Она развивалась горизонтально, шла от человека к человеку и была про людей. Когда люди узнавали про «Бессмертный полк», они понимали, что это не пиар, а история про его дедушку. И если ему это кажется важным, то он может сделать это у себя в своем городе, деревне.
Такой человек, если принимал наш устав и наши принципы, становился координатором. И надо сказать, эти люди буквально стенки прошибали. В 2014 году, до того как «Бессмертный полк» попал в федеральные планы, он уже прошел в пяти странах и на улицы вышло более полмиллиона человек.
Когда внизу происходит что-то подобное, у власти срабатывает механизм, который требует либо это прекратить, либо взять под контроль. Потому что другой формы коммуникации в нашей стране не существует, нет горизонтальных связей людей и государства. Понимая, что впереди юбилей, 2015 год, мы попали на заседание Комитета Победы в Москве, на рабочую группу, и показали, что такое «Бессмертный полк». В Питере в тот год на Невский вышло 50 тысяч человек без всяких брендов и стягов. Сейчас это «карнавал с казаками», а тогда была прекрасная история людей.
Мы рассказали эту историю на Комитете Победы, и появилось решение, даже со ссылкой на наш сайт: губернаторы, которые поддержали, молодцы, те, что не поддержали, могут стать молодцами. Началась история масштабирования «Бессмертного полка», и параллельно, как нам стало известно, развивалась история с созданием альтернативы, несмотря на неплохое рабочее начало, на консенсус с государством. В Москве, а она всегда была в «Бессмертном полку» отдельным анклавом, были зарегистрированы юридические права на свой «Бессмертный полк», бывший координатор начал этой историей распоряжаться как своей собственностью. И вот на базе этой истории стал развиваться нынешний проект.
– Это какой-то рейдерский захват.
– Не совсем. Произошел не захват юридического лица, а перехват идеи, ее извращение. Внутри колонн очень долгое время сохранялось состояние того «Бессмертного полка», который возник в Томске среди людей, для которых была важна личная память. Позже мы стали фиксировать, особенно это было заметно в 2017 году, значительный рост числа городов, где шествие стали включать в обязательную программу школьникам, студентам, бюджетникам. В колонны стали заходить политики. Во время пандемии тема уличных шествий была заморожена, и интерес у власти сильно упал – нельзя потрогать руками. Но, боюсь, в этом году этот интерес будет резко разморожен (мы пишем интервью еще до проведения шествия «Бессмертного полка» в Твери, о том, как оно прошло, можно прочитать на нашем сайте – Прим. ред.).
– Сейчас мы столкнулись с несколькими демографическими ямами: не рождаются поколения, которые могли бы быть правнуками тех, кто погиб на фронтах Великой Отечественной, плюс те, кто не родился в 1990-х, тоже уже должны были бы вступить в детородный возраст. Томская область, Тверская область запустели. Вы, как человек, создающий альянс независимых региональных СМИ, как считаете, есть ли перспектива у русской провинции?
– Это грустная и тяжелая тема для отдельного разговора. Сейчас в Сибири полыхают гигантские пожары, огонь подступает прямо к окраинам Томска, но на федеральном уровне об этом не говорят совершенно. Двадцать четыре часа можно ехать по нашим местам и не увидеть никаких признаков человеческой жизни. Недавно была идея построить в Сибири 20 новых городов. А со старыми-то что стали бы делать? Окончательно закопать? В Тверской области еще более трагическая история. Если в Сибири города просто не возникли, то в Тверской области они же были.
– Спасибо! Надо нам обязательно продолжить беседу.
– Я согласен.
Беседовала Мария Орлова
фото: архив «Каравана», пресс-служба правительства Тверской области
0
