Поэты в социальных сетях ответили коронавирусу.
«Времена не выбирают», – говорится в известных стихах петербургского поэта Александра Кушнера. «Не мечтаешь о чуме // Флорентийской…?» – здесь же. Лирические стихи, конечно, «ничто не изменяют» (вспомнилось из Уистана Одена в переводе Эппеля), зато учат «одинокому мужеству бытия» (Уильям Йейтс, перевод Григория Кружкова) – и самих поэтов, и читателей. Помогают осмыслить реальность, пережить трудности («Сколько бед на горьком этом свете!// Загляденье, радость, волшебство!» – Кушнер), утешиться и утешить, принять неопределенность и зафиксировать момент.
Многие из-за пандемии коронавируса не знают, чего ждать от завтрашнего дня, и пытаются осознать ситуацию в том числе с помощью поэзии. Публикуют стихи на личных страницах в социальных сетях, устраивают ироничный конкурс, например, «Белый свиток» тверских андеграундных поэтов), или собирают антологию коронавирусных стихов, как это сделала Стефания Данилова, чтобы «показать событие с различных точек зрения поэтов, которым традиционно не все равно, что происходит и к чему ведет».
Я посмотрел, какие стихи вывешивают мои друзья и хорошие знакомые у себя в Facebook и в «ВКонтакте». Здесь и любовь с улыбкой, как «приходи ко мне на карантин» Петры Калугиной из Москвы, и серьезно-ироничное тверитянина Федора Иванова:
в противогазе целый мир, сквозь истеричную возню
веди поэзию свою,
и даже к счастью, что тобой
не запасутся, как крупой.
И мрачновато-гедонистическое жительницы Твери Татьяны Винокуровой:
Муж вешает в прихожей синий кварц.
От вируса он защищает нас.
Повесит скоро – и винца хлебнем.
Грядущий апокалипсис мы ждем.
И горьковатое Петры Калугиной:
как нам всего и сразу надо,
когда играем в выживалки…
…нам утро льёт свежайший хоррор
из черной ньюсовыжималки…
И постапокалиптическое тверитянина Александра Галанова (из конкурсной ленты «Белого свитка»):
И в день, когда нам в эфире
Объявят, угроза спала,
Как первые люди в мире
Мы скинем с себя одеяла.
И вновь запоют синицы,
И заколосятся посевы.
Начало с пустой страницы:
Я буду Адамом, ты – Евой.
И с отсылкой на Окуджаву у Людмилы Казарян из эстонского Тарту:
К золе и пеплу наших улиц
опять, опять, товарищ мой,
шмели мохнатые вернулись.
Два метра! Или марш домой!
И серьезная лирика москвича Бориса Кутенкова:
перевёрнутый мир горизонтально красив
и ударивший свет отрезвляющ и по-иному слепящ
словно новый призвук всеотменимости
словно те не нужные миру конфеты
на выздоровевших от слов и голосов
еще обильных витринах
***
…ада нет боли нет
то ужалась молчаньем забота моя шаровая
и не вирус во мне а игольчатый свет
так пришедший в меня разрастись без особых примет
чтоб до лета дожить
о закрывшемся въезде не зная
Одну из формул выживания во время чумы дал Пушкин: «Как от проказницы Зимы, // Запремся также от Чумы! // Зажжем огни, нальем бокалы…». Это разумная самоизоляция и гедонизм.
Закончу обзор оптимистичными стихами Людмилы Казарян и Петры Калугиной:
Людмила Казарян:
28 марта в 20:55
Там солнце светит на меня –
и я как будто в сказке
среди весны, в сиянье дня
с простым лицом
без маски
Петра Калугина:
24 марта в 01:25
«Думай о хорошем». Илья Леленков
Радуюсь осени после чумной весны.
Осени, до которой ещё полгода нам.
Щурюсь на солнце: кажется, спасены.
Падают листья, плотно занявшись городом.
Дети грохочут скейтами, лупят в мяч –
Истосковались, бедные, по активностям.
Бабушки, группы риска, вернулись с дач,
Перетирают кости проклятым вирусам.
В луже под урной – маска, последний «лик»,
Кем-то небрежно скомкана, недоброшена…
Радуюсь, радуюсь осени каждый миг,
Щурюсь на свет и думаю про хорошее.
Роман ГУРСКИЙ
P. S. Подборка, которую я составил для обзора и откуда брал цитаты. В авторской орфографии и пунктуации.
22 марта в 16:47
Вот была бы я сейчас молодая начинающая поэтесса, пылко влюбленная, то написала бы такой стих. Наверное. А может и нет.
рыси выси, голуби глубин,
облаков камчатые камлания
приходи ко мне на карантин,
будем одиночить за компанию
приноси вино и маасдам
зайца в шапке, в рукаве тушканчика
будем по мотивам, по следам
разбираться, что б все это значило
для чего нам дали этот квест:
лодку, волка, дедушку и бабушку
если тяга к перемене мест
одолела – приходи, пожалуйста!
заколотим дверь житья-бытья
будет в группе риска только двое нас
приходи скорее, чтобы я
обняла тебя и успокоилась.
22 мар в 15:52
Ты, брат, воистину велик, –
ты смог продать полсотни книг,
еще полсотни раздарить, –
и как ни странно, не остыть,
ты даже выработал стиль,
где слово умное – настил
через расквасившийся быт.
Кто по утрам тебе трубит,
чтоб ты вставал и рифму нес,
пока дыханье не спеклось?
Ты, брат, упрямая свеча, –
горишь и просишься в печать;
не распыляйся, за окном
такое зрелище кругом,
гляди и помни этот миг –
в противогазе целый мир,
сквозь истеричную возню
веди поэзию свою,
и даже к счастью, что тобой
не запасутся, как крупой.
29 марта в 20:37
Помойка разлетелась по двору.
Гуляет мать с комочком в кенгуру.
На поводке с собачкой старичок.
Помойка завалилась на бочок.
Муж вешает в прихожей синий кварц.
От вируса он защищает нас.
Повесит скоро – и винца хлебнем.
Грядущий апокалипсис мы ждем.
24 марта в 23:16
как жалки люди!
как мы жалки.
как нам всего и сразу надо,
когда играем в выживалки
на пятачке внутри торнадо
там свято место, там все наше
лежит на тумбе прикроватной,
торнадо вправо – мы туда же,
обратно – сдвинемся обратно
чуть-чуть левее – мы левее,
не облетит и листик сохлый
с драцены или там ховеи,
мы гибки, ловки, мы не рохли
пластичны, собранны и скоры,
с уютным принтом на пижамке,
нам утро льет свежайший хоррор
из черной ньюсовыжималки
а мы сидим, задрав колено,
и кофе пьем невиновато.
и мы б хотели – в Прагу, в Вену.
но все зависит от торнадо.
кривым зигзагом переносим –
себя, драцены, тумбы, планы,
туда – любовь, в тот угол – осень,
мы не рабы, скорей рапаны
с такой закрученной спиралью
(для связи с космосом) верхушкой.
из нас не выманить нас далью
как сладкозвучной погремушкой.
мы будем живы, будем живы –
вангуешь ты и я вангую,
как будто трогаем пружины
секретные – одну, другую…
мы будем живы, будем, будем
мы в люди выведем торнадо,
и уж тогда пойдем, как люди,
куда нам надо.
19 марта 2020 в 18:54
#белыйсвиток
Что ждет впереди, неизвестно
И потому спозаранку
Я выполз с лицом болезным
Купить про запас толканки.
Закрой за мной дверь покрепче
Побрызгай на ручку спреем
Зайду и в отдел аптечный
Достану еще, коль сумею
До крови стирают уши
Резинки защитной маски
А раньше ведь я не слушал
Я думал, что вирус – сказка
Я думал, мы под защитой
Что нам нипочем болезни
Теперь говорят открыто
Что маски, мол, бесполезны
А что, если все пропало?
Истории человечьей
Начаться пора б сначала.
Возьму пару пачек гречи.
Обильный запас консервов
Гремящий в заплечной сумке
Спасет от голодной смерти
Наш самый уютный бункер.
И в день, когда нам в эфире
Объявят, угроза спала.
Как первые люди в мире
Мы скинем с себя одеяла
И вновь запоют синицы
И заколосятся посевы
Начало с пустой страницы
Я буду Адамом, ты – Евой.
В пижаме, в носках наизнанку
Накинув рюкзак на плечи
Я снова пойду за толканкой
И заодно за гречей.
Людмила Казарян
28 марта в 22:44
К золе и пеплу наших улиц
опять, опять, товарищ мой,
шмели мохнатые вернулись.
Два метра! Или марш домой!
30 марта:
а никто не просил «приходи» «защити»
не просил быть ни братом ни матерью и ни отцом
неуклюжим подползшим к тебе сам-низвергнутым
богом
разжимается сердце – и кажется можно спасти
обожанье напористо – можно сломать
хрупкий придирчивый стебелек твоего доверия
первый раз он проснулся в отмененном мире:
на дворе трава, в комнате сервант, на улицах пустошь
словно мальчик в той сказке где умерли все кроме него
и конфеты пошел безнаказанно брать
на безлюдных прилавках
словно в той песне
(тоже отмененной):
но не было
не было
не было
ничего и нет
по пути он зашёл на фейсбук
там о нем говорили те кто
там о нем говорили все те кого он
перевернутый мир горизонтально красив
и ударивший свет отрезвляющ и по-иному слепящ
словно новый призвук всеотменимости
словно те не нужные миру конфеты
на выздоровевших от слов и голосов
еще обильных витринах
Борис Кутенков
30 марта
***
сколько лет – подростковый твой образ все так же со мной
громыханье все дальше за лесом
все ясней – не догнать
и
господь материнский живот проколовший
стрелой
полегчавшую
спросит олесю:
– сколько тело твое тяжелело с трудом
так летя воплощеньем в кричащий роддом
что ж молчишь
как не знаешь утрат
– ничего не сбылось и не будет потом
лишь глаза мои стали кричащий роддом
а для брата – легчайшим подернуты сном
светлый рай
аронзоновский сад
сколько
полнилось тело – и вот не сбылось
растолстело
что Твой виноград
лишь слова мои стали легчайшая гроздь
чтоб не видел ни кроны пронзенной насквозь
ни корней укрываемый брат
то
не плод умеревший во мне
ада нет боли
нет
то ужалась молчаньем забота моя шаровая
и не вирус во мне а игольчатый свет
так пришедший в меня разрастись без особых примет
чтоб до лета дожить
о закрывшемся въезде не зная
0
