Как очевидец, свидетельствую: открывшая сезон премьера Тверского театра драмы имела успех у зрителей. Но тех, кто только собирается посмотреть эту версию «Ромео и Джульетты», считаю долгом предупредить на манер ильфо-петровского персонажа: «Вы думаете, что знаете Шекспира? Вы не знаете Шекспира!».
Впрочем, такое предуведомление излишне в наш сценически дерзкий век. Современные интерпретации истории веронских влюбленных случаются самые неожиданные. Вплоть до использования на сцене обнаженки или своеобразной эстетики российской рабочей окраины – это то, что я видел на сцене или в видеозаписях. На такой радикализм тверской режиссер Валерий Персиков, осуществивший за полвека театральной работы немало успешных постановок в нашей стране и за рубежом, в Германии, явно не согласен. Тем не менее его новый спектакль некоторые зрители определяют эпитетом «скандальный».
Где скандал?
Скандал на тверской сцене – это прежде всего Меркуцио. Только не нужно вспоминать актера Джона Макинери из канонической экранизации режиссера Дзеффирелли. В его исполнении персонаж старинной пьесы ассоциировался с озорным духом свингующего Лондона шестидесятых.
Не таков веронский остроумец в предлагаемой интерпретации. Актер Геннадий Бабинов, многим памятный в роли обаятельного жулика Остапа Бендера, в образе Меркуцио демонстративно необаятелен, раздражающе резок, назойливо агрессивен и несет со сцены такое, что некоторые дамы в зале краснели. «Как краснели, – спросите вы, – отчего краснели?» Да от Уильяма нашего Шекспира, отвечу я. Точнее – от впервые представленного на российской сцене именно в Твери новейшего перевода трагедии.
Выполнивший эту титаническую работу петербургский актер, режиссер, преподаватель, блогер, переводчик, литературовед, критик, фотограф и диджей Иван Диденко решил первым за всю историю русских вариантов трагедии показать, так сказать, настоящего, подлинного, неприкрашенного и нецензурованного британского барда. Оказалось, что остроумие Меркуцио весьма специфическое, напомнившее мне подзабытые хулиганские школьные шутки.
Конечно, кроме архаического текста Аполлона Григорьева и благозвучно-гладкого перевода Щепкиной-Куперник, существует грубовато-шероховатая версия «Ромео и Джульетты» Анны Радловой, поэтессы трагической судьбы. Именно ее текст произносила Джульетта великой Марии Бабановой в легендарной постановке Алексея Попова 1935 года. Но о переводе Радловой давно не вспоминают.
Законный вопрос: как же классический перевод Бориса Пастернака? Увы, надо согласиться со сформировавшимся на сегодня устойчивым мнением о том, что его поэтически безупречный вариант, к сожалению, слишком сильно отвечал жестким цензурным требованиям времени создания. Так что, если хотите настоящего Шекспира, приготовьтесь к лексическим неприятностям.
А что на сцене?
На сцене, надо сказать, показавшаяся мне удачной и выразительной конструкция художника Николая Юдина. Сценограф сумел найти выразительный силуэт ренессансного города и обеспечил исполнителей необходимыми условиями сценического существования. Городская площадь и девичья спаленка со знаменитым балконом, средневековая тесная улочка, заполняемая народом, спешащим на шум кровавой драки, и фамильный склеп семьи Капулетти, высокая ограда, которую штурмует пылкий влюбленный, и даже фонтан с настоящей водой…
Внимание, которое, конечно же, приковано к двум влюбленным. К истории их неистового чувства, прожившего, согласно календарю трагедии, ровно (и всего) пять дней.
В спектакле, сменяя друг друга, играют два актерских дуэта. Меня убедила Джульетта, представленная Дарьей Осташевской (хотя довелось и поспорить после спектакля с теми, кто моего мнения не разделил). Не скрою, меня с первого выхода молодой актрисы на тверскую сцену покорила палитра ее голоса, нечастое в современном театре умение быть отчетливо слышной залу и при этом тонко нюансировать речь сообразно задачам роли. И на этот раз слушать Джульетту Осташевской было захватывающе интересно.
Что касается главного героя в исполнении Никиты Бахметьева, то у меня есть подозрение, что, выступая в качестве сорежиссера спектакля, он во многом работал над образом, ориентируясь на собственное понимание роли. Возможно, актер не согласится, но я убежден, что Ромео стал высшим актерским достижением Бахметьева. Его персонаж – умный и тонкий, но как бы уже надломленный противоречиями рождающейся, еще не устоявшейся цивилизации.
Второй дуэт непростительно называть дублирующим. Это – полноценные партнеры старших по возрасту исполнителей. Для Андрея Смирнова, пришедшего в труппу меньше года назад, и Дарьи Щербаковой, юной дебютантки на тверской сцене, их роли – успешно сданный экзамен. Довелось слышать мнение, что Щербаковой пока не хватает естественности. Но работа над ролью продолжается столько, сколько живет спектакль. Так что мы пока видели далеко не окончательный вариант. Для актрисы, делающей в искусстве первые шаги, Джульетта может и должна оказаться шагом, многое решающим в профессиональной судьбе.
А как другие?
В спектакле работают и другие пары. На контрасте играют исполнительницы роли Кормилицы. У Валентины Мартьяновой это грубоватая простонародная баба, не стесняющаяся скандальных ситуаций, живая комедийная фигура, становящаяся, когда надо, верной помощницей жаждущих скорейшего соединения влюбленных. У Дарьи Плавинской ее Кормилица – прежде всего глубоко страдающая женщина с трагической тайной. Образ исключительный по напряженности, талантливо сыгранный, но… не всегда и не всем зрителям понятный.
Здесь надо вновь сказать о переводе пьесы. О его необычной (и не всеми угадываемой), можно сказать эксцентричной, трактовке подоплеки событий, воссозданных Шекспиром. Эту подоплеку старательно воплощает Борис Михня в роли отца (или все-таки не отца) Джульетты, заботливо оберегающего Ромео от агрессивных устремлений драчуна Тибальда, торопящегося выдать замуж девочку накануне четырнадцатого дня рождения, подозревая самое для него страшное – взаимную влюбленность дочери и… Нет, не могу раскрывать всех секретов неожиданной трактовки старинного сюжета и ограничусь лишь замечанием, что, намекая на открытые переводчиком тайны шекспировского текста (я бы скорее назвал это вольной интерпретацией), режиссер и актеры не всегда достигают цели. И зрители воспринимают действие в рамках прежних, давно знакомых трактовок сюжета. Что, может быть, и неплохо.
И еще о хорошем: впервые я увидел на сцене родственника Ромео Бенволио не скучноватым резонером, а живым, интересным человеком, отвечающим нашим представлениям о передовой ренессансной молодежи. Александр Крайнов, исполняющий эту роль, пришелся как нельзя кстати в роли антипода Меркуцио. Бенволио остроумен, но не нагл и не бесцеремонен, миролюбив, но когда надо – отважен. Во всех отношениях качественная работа актера и неожиданно интересный сценический образ.
О тверском воплощении «Ромео и Джульетты», наверное, будут спорить не только зрители. Но и специалисты по Шекспиру, критики нового перевода (на мой взгляд, там есть к чему придраться) и учителя школ. К сожалению, привести своих воспитанников на спектакль им не суждено: постановка снабжена пугающей маркировкой 18+…
Валерий Смирнов
0
